Сгинула напропалую
Наша лихая шпана…
Антик на фронте воюет
В жовто-блакитных штанах.
И, превращавший когда-то
Сайтовский быт в бой быков,
Дремлет, не слишком поддатый,
Бывший пират Кондаков.
Вдрызг утомившись от гурий,
Вечно мешавших уснуть,
Где-то скрывается Юрий,
Рифму ловя на блесну.
В нашей глухой деревеньке
Мы от хандры сеем мак.
Ленн-айболитша давненько
В Африке лечит макак.
Без ежедневного чуда
Впору ложиться ничком,
Если на хуторе Люда
Бабочек ловит сачком.
Всем нам когда-нибудь точно
В голову вдарит моча...
В бездне ночных светоточий
Вещий Андрей замолчал.
К нашей великой досаде
Будет затишье и впредь.
Тем, кто остался на Сайте,
Впору тельняшки надеть!
Астральное тело летит из Австралии в Австрию.
Захлопнута дверца. Я села в тоску, как в такси.
Земля побелела. Застыло нелепое «Здравствуйте»,
А тело немело и вяло шептало: "Прости!"
Зима опоясала город унылым раскаяньем
И сны индевеют игрою "замри – отомри!"
Астральное тело вернулось обратно – в Австралию.
Наверное, всё-таки там потеплей январи.
Дина Немировская
.....................................
Над селом летит кирпич, над селом Кукуево.
Вот и пусть себе летит, кирпичина .....!
Из народного фольклора
.....................................
Пылает в безлунной ночи Ориона трапеция,
Мне Воландом выданы, видно, от неба ключи…
Когда я лечу на метле из Швейцарии в Швецию,
От Гоголя Гегеля трудно порой отличить.
Внизу перемешаны миксером были и небыли,
Сгорели в Европе запреты, осталась зола.
И Бабелю можно уже выйти замуж за Бебеля,
А вскоре, похоже, закон разрешит – за козла.
Делами такими мой ум доведен до аварии,
Лишилась извилин никчемного мозга кора…
Пора нам с тобою, метла, развернуться в Швейцарию
И вусмерть опиться абсентом в Альпийских горах.
Со стоном разлепив глаза,
Я сухость губ облизывал…
А на диване чей-то зад
В меня уперся с вызовом.
Окурков на полу гора,
В стакане четверть бублика…
Припоминаю, что вчера
Стихи читал на публику.
В дурной башке галиматья.
И рядом тело хилое.
А, может, он мужик, как я?!
Проверил. Боже миловал.
Призна́юсь я как на духу:
Подвержен мракобесию
С тех пор, как кто-то наверху
Послал меня в поэзию!
* * *
Мы с внуками сидели у костра,
Я плёл им сказки под душистый чай.
Их жизнь пока наивна и проста,
Неведомы тревоги и печаль.
И дед для них ещё авторитет,
Вопросами засыпали меня.
Им на двоих всего пятнадцать лет,
А я седьмой десяток разменял.
Немного пусть успел, но воплотил
Я самые заветные мечты.
Они на старте долгого пути,
А я уже у финишной черты.
В туманный омут канула звезда,
Кукушка вновь открыла счёт в лесу.
Костёр почти потух, но не беда –
Подброшу дров, что внуки принесут.
Окрасил июльский закат
полнеба, цветущий кипрей,
возьмём у судьбы напрокат
беспечность на несколько дней.
Морщинки забудь и лета,
туда все дороги легки,
где ловит руками ветла
скользящие блики реки.
Напьёмся водицы живой,
покормим с руки голубей,
и тени платок кружевной
накинут на плечи тебе.
На счастье – минутный тариф,
трава скроет наши следы...
а в памяти дремлющих ив
останемся рябью воды.
Валерий Мазманян
Кленов пламя в лиловом дыму,
Городок задремал под горой,
На кряжу хорошо одному
Помечтать предвечерней порой.
Ждешь ли встречи в назначенный час
Или, с ветром о лете грустя,
Наблюдаешь как листья летят
И горит колокольни свеча.
Только дум одиноких не дли,
Чтоб не встретится с русской тоской —
Ей поманит вечерний покой,
Стоит окнам зажечься вдали.
В час, когда угасает закат,
Наших мест непонятный синдром —
Залп Варяга и пушечный гром
Плевны слышатся издалека.
То вздымает узорный покров,
Словно парус холодной зари,
Шквал, что снова и снова готов
Гнать сквозь время истории бриг.
Городская суета,
День обычный...
А у нас, как никогда,
Динамично.
Скажешь: "Долго голодал?
Всё, изыди!"
И добавишь по складам:
"Не-на-сы-тен."
Возле дома два пруда,
Дальше – пустошь...
Но, конечно, никуда
Не отпустишь.
"Жасмин туманом плыл у окон,
лилось вино и лились речи..."
Валерий Мазманян
Лилось вино, и вились речи
Змеею извивались лживо.
Они как пряди у предтечи
На блюдо для главы ложились.
И речь была от умолчанья,
От невозможности сказаться
Лишь тон порой звучал отчаян.
Слова же были лишь эрзацем.
И вот июньский день иль вечер
Закрыли ставни и глаза мы
Чтобы не слышать свист картечи...
Или осколков рвущих рамы.
Заклеим стекла в день июльский,
Придвинем шкаф к оконной раме
Чтобы родной снаряд наш тульский
Не навредил котам и маме.
