В четверг Иван Петрович неожиданно, как-то вдруг, умер. Как водится, все понимали, что он уже немолод и не совсем здоров, но смерти всё равно никто не ожидал.
Ольга несколько раз про себя произнесла: «Дед умер», но ничего не ощутила, кроме вины за это отсутствие чувств. Потом прибавилась досада, что в субботу вместо того, чтоб, как хотелось, предаться сладкому ничегонеделанью после сумасшедшей недели, придётся ехать на похороны. Ивана Петровича она не видела чуть ли не год, да и до этого уже много лет встречались редко. Кирпичный домик с десятью сотками яблоневого сада в дальнем Подмосковье, в детстве казавшийся самым важным и прекрасным местом на Земле в её нынешней жизни был неуместен, как белый конь на скоростной автостраде. Два часа в электричках с пересадками из увлекательного приключения превратились в тяжкую родственную повинность; уйма интереснейших вещей на чердаке стала просто старым хламом; товарищи по детским играм выросли в совершенно чужих людей; а дедушка Ваня сжался до короткого «дед», обозначающего скорее не его лично, а некую абстрактную фигуру в очках и с пышными седыми усами. Ольга вздохнула.
На следующей выходить. Самый длинный перегон за всю дорогу. Как всегда, когда электричка проезжала мимо бывшего колхозного поля, застроенного теперь кирпичными коттеджами, какая-то старушка вздохнула: «Разворовали Россию, сволочи», на стене гаража привычно белела неподвластная времени надпись «Шурик сволочь», которую Ольга помнила столько же, сколько помнила себя, а ограда платформы была выкрашена всё в тот же неброский зелёный цвет.
На кухне, в детстве огромной, а теперь самой обыкновенной, но по-прежнему залитой светом, суетились, кроша непременный на всех семейных сборищах салат, тётя Ира с тётей Марусей. У их ног, как обычно, тёрся Барсик (У деда коты подолгу не задерживались, все через год-два куда-то девались, но всех их непременно звали Барсиками). Всё точно так же, как было в прошлый приезд, только стоящий в летней терраске гроб отличал похороны от юбилея. А в большой комнате, к гадалке не ходи, дядя Юра с дядей Лёней беседуют про машины.
Ольгу отправили в магазин, и по пути выяснилось, что на месте оврага, в котором совсем маленькими играли в индейцев, став постарше, секретничали, а самые смелые даже целовались, автостоянка, а продавщицы теперь совсем другие — ну, правильно, сколько лет прошло, Ирина, которая всегда просила передать привет дедушке, уже должна быть на пенсии… На обратном пути, сделав крюк, подошла к дому с другой стороны. Там, под теперь уже засохшим ясенем, была могила любимой собаки. В десять лет смерть Грозного казалась вселенской трагедией, Она потом ещё долго приносила под ясень две свежих ромашки — сначала каждый день, потом — как приедет… Посторонних людей Грозный не любил, на прохожих гавкал так, что дед ругался: «У тебя разрыв сердца случится!», зато домашним позволял делать с собой всё, что угодно. Ольга в детстве на нём верхом каталась, как на пони. Хороший был пёс. Если Барсики менялись чуть не каждое лето, то новую собаку после Грозного дед так и не завёл. Ольга вспомнила, как они с дедом его хоронили. Был ноябрь, уже ударил первый мороз, лопата звенела об каменистую землю, деду было тяжело копать с больной спиной, но "хорошую собаку надо похоронить по-человечески"… Ольга вдруг осознала, что дед, который умер и лежит в гробу посреди терраски, и дедушка Ваня — один и тот же человек, и этого человека больше нет. То есть, она и раньше это знала, но почувствовала только теперь. Двенадцать лет, прошедшие с последних проведённых здесь летних каникул, резко опустились ей на плечи и заставили ссутулиться. Она вздохнула и пошла в дом: тётки ждут.
Я далека от политики, как папуас от Аляски. Оранжевую революцию на Украине мысленно поддерживала только потому, что вообще люблю оранжевый цвет. А голосовать за некоторых политиков ни за что в жизни не стану не из-за несогласия с их взглядами, а просто потому, что их лица вызывают у меня (и, хотелось бы надеяться, у любого здравомыслящего человека) не доверие, а, совсем наоборот, желание по ним стукнуть. И новости смотрю очень редко, потому что в погоне за аудиторией некоторые теряют чувства и меры, и такта, в связи с чем краткое содержание выпуска выглядит так: «Туда приехал президент, здесь взорвалось, тут немножко затопило, но завтра будет новая волна наводнения, и она будет такая страшная, такая ужасная, что смоет всё нафиг, только не переключайте канал!».
На нескромный вопрос:
-А Вы, извините, какой политической ориентации?
Честно ответила, что аполитична. Если бывают асексуалы, коих нынче признали за отдельную ориентацию, почему не быть аполитикам?
Я просто хочу, возвращаясь домой поздно вечером, думать о том, как замечательно провела этот вечер, а не о том, какой по счёту встречный меня убьёт. И хочу, чтоб в подъезде пахло булочками с корицей, а не тем, чем там пахнет сейчас (ну, не заставляйте меня называть вещи своими именами, вы же живёте в той же самой стране и сами прекрасно знаете, чем у нас пахнет в подъездах!). А кто будет у власти, когда наступят эти светлые времена, меня мало интересует.
И, вы знаете, дело сдвинулось с мёртвой точки: на стене гаража, находящегося почти под окнами моего дома, закрасили сакраментальную трёхбуквенную надпись, которую я помню столько же, сколько помню себя, и написали сверху "Танечка, я тебя люблю!"
Ура Танечке и её анонимному воздыхателю!
Электронный арт-журнал ARIFIS Copyright © Arifis, 2005-2024 при перепечатке любых материалов, представленных на сайте, ссылка на arifis.ru обязательна |
webmaster Eldemir ( 0.140) |