Не хотелось есть,
а хотелось пить.
Не диете месть,
а вопросу – быть?
Как поддашь кваску, -
оживет язык,
и пробьет тоску
алфавитный стык.
А стремится к Б,
через сонм фонем,
ну я к тебе,
пьяненький совсем,
8 000 верст
им не обогнуть,
Но мой план не прост,
Я не с дуру в путь.
Ветер в паруса
моей памяти.
Аж из глаз слеза,
как я ямбы те
тебе в уши дул,
в угол катетом,
а потом уснул,
- на кровати-то.))
А потом я все
как наверстывал,
а ты жгла – Ещё!..,
жгла по-взрослому!
Как с шампанскими,
меж снежинками,
жгли шаманами
с нежным шиком мы!.
Целовались и
миловались там,
где деньга летит
сквозь ночной бедлам.
Не заботило
дело стремное,
отработали
хаты сьемные.
И губа к губе,
(буква к буковке!..),
– то ли я в тебе
всеми муками,
то ли ты прожгла
плотью нежною
глубже, чем жена
громовержная…
А стремится к Я.
Я стремлюсь к тебе.
Спросят: «На хера?..»
Я – ни бе, ни ме...)))
Только знаю, что
под тебя я сшит,
что гоню, как черт,
как в ночной ямщик,
- без тебя меня
в этой жиже нет.
Алкоголь моя
это амулет -
без тебя запить,
- жить! – ну, чуть поныть.
Рядом, стало быть,
с троном – Нефертить.
Этого
и достаточно.
Что – поэтово,
что – на сдачу вам.
Небо-шаман
в трансе высоком бредит,
Сбив ход планет
с трасс вековых орбит.
Ранний восход
робко пылает медью
И облаков
чертит вдали горбы.
Ночь напролет
тоже с тобой колдуем.
Для волшебства
хватит и звезд, и тьмы.
Завтра у нас
кончатся поцелуи,
Если сейчас
их пожалеем мы!
Литературная критика – это способ банального самоудовлетворения.
Ибо, нежно поглаживая или брутально теребя чужой текст, возбужденный рецензент стимулирует свои способности изощряться в остроумии, виртуозном владении сарказмом, умением зацеловать автора во все самые неприличные места или же опустить его в половую щель, предварительно раскатав неотразимым наездом.
Всё зависит от задачи, которой критик руководствуется, исходя из личных симпатий-антипатий, конкретики заказа или нюансами настроения.
А способы могут быть разными.
От платонических подглядываний в замочную скважину творческой мастерской до виртуальных изнасилований в самой извращенной форме.
Но объединяет критические статьи одно: кайф от собственного эго, которое тянет одеяло читательского восприятия только на себя, оставляя критикуемого на втором плане.
И еще. Данное самоудовлетворение требует зрителя.
Оно не работает в интимном одиночестве.
Критика сродни эксгибиционизму, являясь его полным синонимом.
И неважно чем кончается критический оргазм.
Поскольку и желчь, и патока, выплеснутые на критикуемый лист, оставляют на нем одинаково заметные пятна, которые приходится долго застирывать.
Я опять не с тобою, а над
нашей памятью, как словопадом.
Половина моих невпопад,
а твоих между надо – не надо…
Тот же самый, а все же другой,
та же самая, только другая, -
я касаюсь груди дорогой
из какого-то дальнего края,
ты дрожишь, и движенья твои ,
от любви они или испуга,
повторяют движенья Земли
не покинувшей вечного круга
то ли Солнца, а то ли Луны,
то ли более сложных галактик.
Понимаем, что мы не одни,
но на все пониманья не хватит.
Я шепчу невпопад, что люблю,
выжигая тебя из Вселенной,
Но очнусь, – одинокий стою,
но и рад, что один. И – бессменный.
Был асфальт после дождика глянцевым,
Зажигала огни полутьма.
В эту ночь мы играли с голландцами,
И ревели в восторге дома.
Между небом и мокрыми кленами
Не увидел я прежней межи.
И дразнила глазами зелеными
Бесшабашная рыжая жизнь.
На днях Боря выдал стих про Одиссея и его возвращение...
Я вспомнил, что тоже сочинял на эту тему.
Но гораздо раньше Бори и, безусловно, хуже.
Но... И да простит меня маэстро!
Берега у Итаки те же,
И холмы зеленеют так же.
С моря ветер такой же свежий
У прохлады стоит на страже.
Двадцать лет пролетели скоро.
Что в них было? Всего хватало.
Я вернулся седым и хворым,
На излете, стрелой усталой.
Пенелопа скрывает что-то,
На лице обозначив счастье.
«Как же долго тянулись годы!» -
Повторяет мне слишком часто.
Прятать взгляд ей от мужа просто!
Вновь блуждая по синей шири,
В стороне, где волшебный остров,
Вижу нимфы глаза большие...
Сердце Беотии, ласковый дом Аполлона,
Небо твое покрывала Киприды прозрачней,
Все, что находим — три камня, четыре колонны,
Чья-то гробница, собрание крупных невзрачных
Ваз — современниц ахейского быта.
Спорят мужи о загадке, что задана Сфинксом
Древней истории — где же следы знаменитых
Врат Гомолейских? В глубинах нещадного Стикса...
И никогда никаким экспедициям бриттов,
Франкам ученым и даже дотошным германцам
К стенам Кадмеи, что в водах забвения скрыты,
На батискафе серебряном не подобраться.
Только служителям муз иногда удается —
Если прозрачные сны Мусагет им приносит —
Фив белостенных ворота увидеть под солнцем
И, отворив их, уйти в беотийскую осень.
* * *
Приплыл однажды ночью Одиссей
Из дальней затяжной командировки
И к ненаглядной жёнушке своей
Заходит – глядь: а там вовсю тусовка!
Взять да уйти б, прикрыв тихонько дверь,
А поутру по-новому вернуться…
Куда там! – Стал он в тот же миг безумцем,
Какого сторонится даже зверь.
Был Антиной порубан на куски,
И из басов попал Ктесипп в сопрано,
Лейод подвешен к балке за соски,
А Эвримах не вышел из нирваны.
"А Пенелопа, – спросите вы, – как?"
Представьте – чудом увильнула дура:
Мол, это всё не то, что ты подумал…
И муж поверил, хоть и не дурак.
1.
Моя подруга Майя
Была в селенье...
2.
Сомалийский дядя Марка
Приглашает в город...
3.
Этим летом друг мой Мартин
Уезжает в город...
4.
Рассказал вчера Мишане
Я о городе...
5.
Проходило детство Мишкино
Близ Уфы, в селенье...
6.
На картине Лиза Мона,
А на карте остров...
7.
Посетила как-то Нина
Городок с названьем...
8.
А давай поедем, Нин,
Мы к реке с названьем...
9.
К нам вся семейка Пашина
Приехала из...
10.
Побежим быстрее, Поль,
Мы купаться в речке...
20.04.10