Arifis - электронный арт-журнал

I 

- Ой, как темно. Куда я попала?  

- В чулок, деточка, под матрас, – прошуршал невнятный голос. – А темно, потому что ты со света. Полежишь с моё, будешь видеть, как чёрная кошка, в самую тёмную ночь, в самом тёмном подвале. 

- Какая я вам деточка! Кто вы? 

- Старая, истрёпанная десятка.  

- А я – Купюра! С высоким достоинством, в тысячу рублей! – прохрустел высокомерный, тонкий голосок. – Подвинься, тётка, от тебя дурно пахнет. 

- Не могу, милая, – прошамкала десятка. – Мы с тобой в одном чулке и перетянуты одной резинкой. Извини, придётся терпеть мой скверный, базарный запах. Знала бы ты, блин, в каких местах нас прячут от ментов и рэкетиров. 

- И долго мне придётся терпеть? 

- Пока наша старушка не умрёт. А когда это случится, одному Богу ведомо. Меня в чулок бабуля положила первую и прошептала: «Не дай, Господи, умереть пока не соберу на гроб». Видно, Господь внял молитве: с тех пор прошло уже два года. 

- Как медленно она копит. Чёрт бы её побрал! Так можно пролежать в чулке всю жизнь, до очередного дефолта или, того хуже, до реформы. А я так мечтала о денежном обращении в высшем свете: казино, рестораны, курорты, – с восторгом прохрустела Купюра. 

- Тише, дурочка. Здесь хрустеть опасно: мыши услышат, и тогда прощай наша прекрасная, подматрасная жизнь, высший свет и бабушкин гроб. 

- Ой, не буду, – испуганно, еле слышно, прошуршала Купюра. 

- Старушка копит деньги медленно, потому как пенсионерка, христарадница. Нищенствует редко: здоровье не позволяет. Просит только на смерть, а подаяние на жизнь считает большим грехом. 

- И сколько она уже скопила? 

- Всего тысячу, без меня. Сегодня всю мелочь поменяла на тебя. Ты у неё первая тыща. 

- А почему она тебя не поменяла? 

- Видишь ли, мною её презентовал, от избытка души, средний класс. Больше его в её картонную коробку никто не бросал. Она хранит меня, как большую удачу.  

- А я новенькая. Только из фабрики Госзнака, – гордая собой, заносчиво прошуршала тысяча.  

- Новенькая говоришь? Значит, жизни не знаешь. Потому и высокомерная. 

- А ты что, тётка, много знаешь? – хрустнула, но, вспомнив о мышах, в испуге оцепенела Купюра. 

- Да, представь себе, деточка. Я прожила свою жизнь на человеческом дне. И кто только меня не тискал в кулаке и не лапал грязными клешнями: алкаши, воришки, наркоманы. Разве всех упомнишь.  

- Расскажи мне, тихонечко, – ознобным голоском попросила Купюра. 

- Первое, что я тебе скажу: слава Богу, что мы попали в чулок. Нам надо молиться о том, чтобы старушка жила долго-долго. Ты даже не представляешь себе, сколько зла может натворить тысячерублёвка, находясь в денежном обращении. 

- Это почему же я должна творить зло? Перебор, тётка. 

- Я тебе расскажу, задавака, ужасную историю, всего трёх дней жизни в денежном обращении чистой девочки Банкноты, достоинством в пять тысяч рублей. Она рассказала мне эту историю перед смертью. Слушай меня и представь себе, что слышишь её, хотя это и очень трудно.  

II 

Вот её рассказ. Слушай меня внимательно, то есть её, и не хрусти. 

- Я, вместе со своими подружками-выпускницами фабрики Госзнака, покинула хранилище в бронированном автомобиле, в сопровождении охраны. Как мне было хорошо! Я лежала в пачке новеньких, хрустящих, пахнущих парфюмом купюрных красок, банкнот. Мечтала и пыталась угадать: куда нас везут. Гордилась своим достоинством и предназначением. – Я проживу свою жизнь честно и достойно. Буду полезна людям. Мы деньги – кровь и мышцы экономики. Самые динамичные активы. Мы работаем, работаем, работаем. По нашей финансовой воле строятся космические и морские корабли, вращаются гигантские турбины и трудятся реакторы электростанций. Мы всё можем. Я буду светить, греть, лечить больных и помогать слабым. – Я задыхалась от счастья. – Буду все делать бескорыстно и анонимно, в секретной ауре банковской тайны. Как это романтично! 

Вдруг машина остановилась. Мы, конечно, не могли знать, что случилось. О происходящем только догадывались. Было слышно, как из машины вышла охрана. Люди о чём-то спорили. Вдруг раздались автоматные очереди и крики смертельно раненых. Кто-то молил о пощаде: «Не убивайте!». Раздались два сухих коротких выстрела.  

- Больше нам достанется! – прохрипел чей-то грубый голос. 

Машина рванула с места и понеслась на бешеной скорости. Через некоторое время сумасшедшей гонки она остановилась. Мешки, в которых мы лежали, перенесли в другую машину. Началась новая гонка. Похоже, бандиты уносили ноги подальше от места преступления. Спустя пару часов автомобиль остановился.  

«Сдать оружие!» – прозвучала команда. Через несколько минут, нас снова куда-то понесли. Затем вывалили из мешков на громадный, широкий стол, во главе которого восседал маленький человечек. Справа от него, у стены, стояли вооружённые люди. 

- Вы, почему, мокрушники, мясню захороводили? – грозно спросил человечек грабителей, вываливших нас на стол. – Просекаете о чём базар? Зачем охрану, подельников наших, порешили? Делиться не хотелось? А я им слово дал! Слово вора в законе! 

- Все по плану, шеф, – оправдывался старший. 

- По моему плану вы уже жмурики! – неожиданно взвизгнул человечек. В браслеты их! К стенке! – скомандовал он. 

Вооруженные люди набросились на грабителей. Хищно щёлкнули наручники. Грабителей увели.  

- Я дрожала от ужаса. Это почувствовала моя подружка. 

- Не бойся. Нас не тронут. Мы им нужны. Они нас любят. Видишь, ради обладания нами, сколько людей погибло и еще погибнет, – прошуршала она. 

- Мне не выдержать этой пытки, чужими страданиями. Наше участие в этом – преступление, – прошелестела я, и потеряла сознание. 

Когда очнулась, увидела за столом двоих: человечка и приятного на вид, не похожего на бандита, человека. 

- Поменяешь деревянные на баксы, – сказал человечек. – Завтра в 15.00 пройдешь в кремлевскую избушку через пост «С». Передашь Пауку три лимона в коробке от обуви. Напомни: это аванс под выборы Пахана. Выберем: вся страна – наш общак. Сами грабим, сами расследуем. Понял? 

- Понял. Но почему в коробке? 

- Потому, что у нас картонно-коробочная демократия. Подконтрольные нам нищие просят милостыню с картонными коробками. Посылки правдолюбцам, с бомбами, мы посылаем в таких же коробках. А наша – намёк кандидату в Президенты: «Помни о нашем подаянии. Поставим Президентом: правь страной с нашего позволения и без понтов». Понял? Гы-гы-гы, – коротким и жёстким смехом заключил человечек. 

- Гы-гы-гы-гы, – угодливо, на октаву выше, подсмеялся ему, не похожий на бандита. 

- А ты смышлённый. Не зря мы тебя в Белом Доме держим. Ты наш главный оборотень. Может быть со временем и тебя поставим Президентом, если не будет под рукой кого-то поумнее. 

III 

Не похожий на бандита поменял нас на доллары. «Теперь всё будет по-другому» – подумала я, когда из обменного пункта попала в кошелёк молодого, симпатичного человека. Меня только насторожил его беспокойный, нервный взгляд и руки, которые слегка дрожали и находились в постоянном, бесцельном и нелогичном движении. Все это было похоже на проявление какой-то душевной болезни. Он, как будто бы собирался принять какое-то важное для себя решение, но колебался и никак не мог решиться. На ходу позвонил по мобильному телефону: 

- Прости, дорогая, задержусь на работе. Чао. Целую. 

Его работа показалась мне странной. Мы работали за игорным столом казино. Я несколько раз попадала в банк – стопку денег на прекрасном зеленом сукне и снова возвращалась в его кошелёк. Мне это поначалу даже нравилось. Играли мы азартно и долго, до глубокой ночи. Но к нему я уже не вернулась. Он проиграл меня неопрятному, толстому господину. Мой прежний хозяин вышел из-за стола бледный и решительный. Я поняла: он принял решение. 

- Всё кончено, – сказал он и торопливо вышел. 

- Пошёл на Крымский мост топиться, – равнодушно сказал приятель толстяка. – Ну, что, Касьян, поедем к тёлкам? – обратился он к моему новому хозяину. 

- Угу, – буркнул Касьян. Они вышли из казино, остановили такси. 

- На Таганку, шеф! – скомандовал Касьян. 

«Наконец-то мне повезло: попала в руки тружеников. Еду к тёлкам. Поработаю в сельском хозяйстве» – обрадовалась я.  

- Не буду рассказывать: куда попала, что слышала и видела. Мне и теперь стыдно вспоминать об этом. Как можно было так низко пасть! Я – Банкнота, платежное средство в секс индустрии!  

Новая хозяйка положила меня вместе с долларами в сумочку. Мы чувствовали себя крайне неловко: нас унизил порок, за который нами заплатили. В сумочке было жарко и пахло удушливыми духами: тёлка мне попалась с дурным вкусом. От жары и духов мне стало нехорошо. Когда Касьян и его приятель ушли, хозяйка пересчитала деньги, и, к моему счастью, не закрыла сумочку. 

Через какое-то время, раздался звонок. Хозяйка открыла дверь. Кто-то вошел. 

- Привет, Красавчик! – поздоровалась она. – Почему в такую рань?  

- Много заработала? – не отвечая на приветствие и вопрос, мрачно спросил он. 

- Какие заработки, – пропела она. – Так, мелочь. 

- Ой, ли? – засомневался Красавчик. – Гони за крышу бабки. 

Хозяйка достала меня из сумочки и протянула ему. 

- Ты чё, в натуре, смеёшься? Ты же валютный товар. За четыре клиента, – пять деревянных кусков? Урою суку! – взорвался он и бросил меня в лицо хозяйке. 

Я спланировала в тёмный уголок, за ножку дивана. Он левой рукой схватил её за волосы, а правой, боксерским ударом в живот, повалил на пол и стал бить ногами, избегая ударов по лицу. Она не кричала, не звала на помощь, только вздрагивала всем телом при каждом ударе и судорожно, ещё крепче, прижимала сумочку к груди. Он вырвал из её рук сумочку, выгреб все деньги, сунул в карман и пошел к входной двери. Затем, как будто что-то вспомнив, вернулся и стал ползать по полу, заглядывая под стол. Я поняла: он ищет меня. Не обнаружив меня под столом, он переступил через неподвижное тело хозяйки, заглянул под диван, увидел меня, взял и положил в карман. 

- От меня не уйдёшь, – в полголоса пробормотал он, выходя из квартиры. Сел в машину, вытащил деньги из кармана, пересчитал и, довольно улыбаясь, переложил в кошелёк.  

IV 

Десятка, задыхаясь от волнения, замолчала. 

- Ну, что дальше? – нетерпеливо спросила Купюра. 

- Не торопи меня, деточка, дай перевести дух. – Десятка помолчала, справилась с волнением и продолжила историю Банкноты.  

- Вот мы и встретились с моей девочкой. В кошельке Красавчика мы лежали рядом. Я почувствовала всем телом, что она, как натянутая струна.  

- Что с тобой, девочка? Я могу тебе помочь? – спросила я. 

- Да, если бы вы согласились меня выслушать. Может быть мне станет легче. – И она рассказала мне о своей короткой жизни, о двух днях в денежном обращении.  

- Я лежала между ней и одним обрусевшим долларом. Он прислушивался к нашему разговору, и я, своим двуглавым орлом почувствовала, как он, подлец, ухмыляется. Если бы не он, может быть она и не решилась бы на последний, отчаянный шаг. 

- Ложись ко мне, крошка, я тебя утешу. О-кэй? – вкрадчивым голосом, сказал этот мерзавец моей девочке, когда она рассказала мне свою историю. Она вздрогнула, но ему не ответила. 

- Пошел вон, Ирод, – возмутилась я. – Ты кто такой? За неё, таких как ты, 160 дают, по вчерашнему курсу. 

- Что ты, старуха, себе позволяешь! Мы доллары – зелёная раса! Мы сверх деньги! 

- Зелёная раса, говоришь? Ты, небось, милок, и Америки-то не видел. Фальшивый. Сразу видно. И сделали тебя или на Таганке, или в Одессе, на Малой Арнаутской. 

- Что ты мелешь, старая! Один доллар подделывать никто не будет. Пятьдесят, сто – другое дело. 

- Вот ты и оценил сам себя. Тобой даже фальшивомонетчики брезгуют. Упадёт твоя раса: вишь, как евро набирает силу! – отбрила я его и сказала девочке, – тебе бы евро.  

- Мы – рубли далеко не святые, скажу я тебе, Купюрка, и порой, не желая того, сами совершаем ужасные преступления. Но в сравнении с долларами, мы сущие ангелы. Сколько стран в мире воюют оружием, сделанным и купленным на доллары. Вот и Россия продает оружие тоже за доллары. Да что там говорить, – вздохнула десятка и замолчала. 

- Так что же дальше? – нетерпеливо зашуршала Купюра. 

- А дальше, Красавчика тормознул обрадованный лейтенант ГИБДД, волшебной палочкой, за превышение скорости, усугубленной управлением автомобилем в нетрезвом состоянии. Красавчик – молодой, да ранний. Знал: доказывать дорожному оборотню, что он – не только скорости не превышал, но и в рот не берёт, потому, как закодирован, бесполезно. Я неделю в его кошельке жила и слышала, как друзья приглашали его в кабак. Так он наотрез: зашит, мол, и точка. 

- Отпусти, командир, ручку позолочу, – предложил Красавчик и вытащил из кошелька мою девочку. Я не хотела отпускать её одну и прилипла к ней. Вся захватанная да прилипчивая, я всегда так делала, когда не хотела разлучаться с полюбившимися мне деньгами. 

- Лейтенант положил нас в один из своих многочисленных карманов. Скажу тебе, деточка, эти ребята, вообще, состоят из одних карманов и не хотят, чтобы их дежурство когда-нибудь кончалось. Работают на износ. 

- Тётушка, не отвлекайся. Чем всё это закончилось? – торопила Купюра. 

- Закончилось всё ужасно, – продолжала десятка. – Лейтенант после смены приехал домой, пересчитал нас и разложил в стопочки, по достоинству, чем и разлучил меня с Банкноткой. Хотел положить нас в ящик стола, да не успел: жена позвала, чтоб ей пусто было. Мы лежали на столе. Банкнотка в своей стопочке оказалась сверху. Форточка в комнате была открыта. Лейтенант – скотина, вышел, а дверь не закрыл. По комнате потянуло сильным сквозняком. Банкнотка что-то задумала. Лежала и пыталась уловить дуновение сквозняка. Ей это удалось. В какой-то момент она поймала струю сквозняка, и, как птица, взмыла в воздух. Только и успела крикнуть мне: «Прощайте, тётушка!» – и спланировала в пламя горящего камина. Она сгорела мгновенно, прежде чем отзвучали её прощальные слова. Никогда этого не забуду. Жаль, что я, как и все мы – деньги, не умею плакать. Может быть, мне стало бы легче, – закончила свой рассказ десятка и надолго замолчала. 

Купюра не решалась прервать молчание, но всё-таки не выдержала и громко захрустела: 

- Ой, как мне её жалко! 

- Похнычь, а я тебя пожалею. Только не забывай о мышах, – чуть слышно напомнила ей десятка. 

- Тетушка, можно спросить? – начала снова Купюра. 

- Нет, деточка, сегодня уже поздно, давай спать. А завтра в послесловии этой истории я, если смогу, отвечу на все твои вопросы. 

ПОСЛЕСЛОВИЕ  

Ночью Купюра плохо спала: снились ужасные сны, да и старушка всю ночь ворочалась на матрасе, с боку набок. Рано утром она, кряхтя и охая, поднялась и вышла из спальни. 

- Тётушка, вы спите? – тихо спросила Купюра. 

- Давно не сплю, деточка.  

- А я тоже не сплю и думаю: кто главнее, люди или мы – деньги? Они нас создают, значит, они наши родители, и мы не может быть главнее их. А с другой стороны, люди поклоняются нам больше, чем своим богам. Они нас любят и готовы, ради обладания нами, на самые страшные преступления: предают друзей, берут взятки, мошенничают, грабят и убивают. Как это понять, тётушка? 

- Мне понятно твое недоумение, деточка. Я и сама долго не могла этого уразуметь, пока не попала в кошелёк учёного человека. «Понимаешь, – сказал он молодому человеку, – люди наивно думают, что деньги мера любого товара; воображают, что деньги придумали они. Это не так, сынок. Однажды Господь посмотрел на землю с небес и подумал: « Я знаю, что человек чувствует меня – Бога через стыд. И Я, через стыд, помогаю ему преодолеть зло в его душе. Надо научить человека самому чувствовать стыд, не только через Меня, но и через таких же, как он сам людей. Это поможет ему преодолеть зло и в себе, и в других. – И тогда Господь придумал деньги. Человек, которого выбрал Он, создал первые деньги, как меру совести в людях. Вначале, сынок, преклонение перед деньгами считалось большим пороком, и люди стыдились его в себе и порицали в других. Но со временем, многие из них, забыли истинное назначение денег: стали их считать эквивалентом любого товара. Даже человека приравняли к товару. И тогда деньги стали не мерой совести, а мерой порока. Совершение преступлений для обогащения, некоторые из них, кощунственно стали считать, умением жить». – Вот так, сказал этот учёный человек. 

- Но люди, деточка, к счастью не все одинаковы. Ты бы послушала, как молится наша хозяйка. Она просит Господа послать любовь и добро всем людям. Но в первую очередь тем, кто творит или замышляет зло. Надо же такое придумать! Но старуха права. Ох, как права! Представь себе: добро и любовь войдут в души злодеев и вытеснят из них зло. Злодеи станут добрыми и любящими. И тогда, по её мнению, наступит благодать. Мне, правда, не совсем верится. Но какова наша старуха! При всей своей обыкновенности она необыкновенный человек. Вот, деточка, она, точно, главнее и денег, и многих-многих людей. Я думаю, она последний герой нашего времени. 

26.02.2005г. 

- А вот и наш мальчик – живой и здоровый…  

Всё произошло слишком быстро: из подворотни быстро вышли 2 человека. Одновременно, сзади, кто-то зажал рот и что-то холодное и острое с нажимом прошлось по моей шее… Дыхание застряло, вырываясь где-то ниже непонятными хрипами и бульканьем. Что-то липкое и тёплое потекло по холодеющей груди… В тщетной попытке зажать страшную рану, я судорожно прижал руки к шее. Бесполезно. Ноги больше не держали – я безвольным кулём осел на землю. В глазах быстро темнело… Дальний фонарь уродливым белым пятном расползался… расползался… потом исчез и он. Стало темно.  

Кто сказал, что когда человек умирает, он видит светлый тоннель, ангелов?! Чушь! Полная чушь!!! Было темно и холодно. Я не видел себя со стороны, я не летал, как птица над улице и не радовался свободе. Черти с крючьями не тащили меня в котёл с кипящей смолой, а Сатана не смеялся над моим измученным телом… не было ничего. Просто темнота – холодная и безликая. Я растворялся в ней: вот я бесформенный комочек, затем – песчинка… атом… ничто. Некто в ничто? Скорее никто в нигде…  

Момент, когда ничто превратилось в нечто, наступил как-то незаметно. Я ощутил себя плавающим вверх ногами в какой-то тёплой жидкости. Попробовал подвигать ногой – она двигалась, но как-то вяло и неохотно, как будто это была не моя нога. После нескольких попыток, я смог немного разогнуть чужую конечность и… упёрся во что-то упругое и скользкое. Через некоторое время, мои руки нащупали подобную поверхность и по бокам… БОЖЕ! Я боюсь тесноты! Дикий первобытный ужас на миг овладел мною: ноги вяло замолотили по упругой преграде, а руки беспорядочно задвигались, пытаясь за что-то уцепиться…. Но сумасшествие длилось только миг, а затем… Затем произошло странное: в моей голове раздался непонятный свистящий звук, затем – хлопок! Я как-то резко перестал бояться своей «тюрьмы» (именно так я окрестил её в первые мгновения). Ну мало места, ну упругие стенки. И что? Я тихонько рассмеялся про себя – рот был плотно сомкнут, а глаза словно слиплись. И я откуда-то знал, что ни рот, ни глаза открывать пока нельзя. Просто знал и всё.  

Через некоторое время я освоился в тюрьме: тут можно было только ворочаться и крутиться. Но второе давалось с трудом – упругие стенки немного продавливались, но не более. С другой стороны, если не пытаться ворочаться, было достаточно комфортно. Я сжался в комочек и прислушался к ощущениям… тепло. Тепло и нежно. Пришла в голову Танька…  

Зелёная трава нежно щекотала ноги. Слева сидела Танька – большеглазая, с непослушными рыжими волосами – и задумчиво смотрела на закат: заходящее солнце залило багрянцем воды спокойного озера. Мы часто сидели тут тёплыми летними вечерами и любовались закатом.  

- Иди сюда, котёнок, – тихо прошептал я.  

- Вот ещё! – шутливо фыркнула она – Не заслужил, красуля! Ты умудрился опять забыть еду. Я голодна, а это – тяжелый проступок. Поэтому ты приговариваешься к исправительным работам… Навечно!  

Она громко рассмеялась и… в следующий миг уже повалила меня на траву и страстно поцеловала.  

- Ты готов принять волю сурового суда? – спросила она через несколько минут.  

- Всегда готов, моя королева…  

Я будто заново переживал те сладкие мгновения. Всё было так ярко и сочно. Так правдоподобно, словно я снова там… Танька…  

ш-ш-ш-Ш-ШШШШ…ХЛОП!  

«Танька… Т-а-н-ь-к-а? Это кто? Или что?» Слово тревожило меня – как будто я забыл что-то важное и не могу вспомнить, что именно. Впрочем, непонятное беспокойство скоро ушло, чтобы превратиться в расслабленную апатию. Накатила сонливость. Я медленно качался в моем импровизированном убежище, и этот ритм убаюкал меня окончательно. Мне приснился отец.  

- Сынок, подай мне нож… Да! Вот тот, широкий… Спасибо, малыш!  

Отец долго обещал мне сделать саблю, но большую часть его времени забирала работа. На нас с мамой времени было очень мало. И, приходя, домой, он старался уделить нам как можно больше внимания и ласки. У меня был хороший отец. Был… Однажды он не вернулся с работы, чего не случалось никогда. На следующее утро мать отвела меня в садик, как обычно. Но вечером меня забрала не мама, а тётя Стася и повела в «Сладкоежку».  

- Мама подойдёт попозже. У неё дела и она попросила, чтобы я сегодня забрала тебя  

Мы пили молочный коктейль, ели заварные кольца, политые шоколадом и земляными орехами. (Вкуснятина!). А я рассказывал тёте о том, как подрался с Женькой из-за того, что он забрал у меня большую машину-камаз… Всё было, как обычно, только тётя почему-то молчала. Только подливала мне молочную вкуснотищу и гладила по голове. Потом мы долго гуляли оп парку и смотрели на уток и рыбок… Только поздно вечером мама забрала меня. Одна.  

Но до этого было ещё далеко. Сейчас отец был рядом и уверенными движениями снимал тонкую стружку с готовой, как мне казалось, сабли. А я прыгал рядом в нетерпении.  

- Дай саблю!  

- Подожди, она ещё не готова. Ещё чуть-чуть…  

- Ну да-а-а-а-й!  

Тонкие завитки стружек падали на пол, образуя причудливые узоры.  

- Подожди немного, непоседа. Осталась мелочь. Ты же не хочешь ходить с плохой саблей? Нет? Вот и ладно.  

Он взял правильный камень  

- Сейчас я наточу нож, и доделаю саблю. Ты получишь свою саблю. Ни у кого такой не будет! Только у тебя…  

Ж-ж! Ж-ж! Ж-…ш-ш-ш-ш-ШШШ! ХЛОП!  

Я переживал свою жизнь заново. Я вспоминал первый поцелуй и первую ссадину, наши мальчишечьи шалости и игры, сестру, мать друзей и врагов. Вспоминалось в мельчайших деталях, которых я даже не помнил раньше: вкус сердцевины лопуха и холод болотной воды, когда мы ловили тритонов; пропоротая гвоздём рука пульсировала болью, а мамины руки снова были рядом – такие тёплые и нежные. События неведомым конвейером проходили через меня и… исчезали из моей памяти со странными хлопками. Из меня словно сливали отработанную жидкость, мыли и наполняли чем-то новым и непонятным. Спокойствие и свет – единственные доступные понятия, которыми можно описать мои чувства (если их вообще можно описать.). Постепенно я впадал в странное оцепенение: меня уже не волновало где я. Остались только ощущения.  

Я вспоминал. Я жил… и забывал.  

Сколько прошло времени? Я не знаю – чувство времени улетело куда-то в неведомые дали и возвращаться, по-моему, не собиралось. Из блаженного оцепенения меня вывели странные события: жидкость, ставшая уже привычной, куда-то исчезла. Я возмущённо заворочался, и начал толкать податливые стенки. Безрезультатно. Пару раз меня ощутимо тряхнуло, затем наступило затишье. «Сейчас, сейчас. Уже пора, маленький. Сейчас…». Кто это говорит? Я уже слышал слова в своей голове. Но раньше они несли покой и нежность. Теперь в них было ожидание и тревога. И еще что-то, чего я понять был не в силах. Потом стенки моего убежища плотно сжались.  

Это было ужасно: стенки не просто ДАВИЛИ, они ВЫТАЛКИВАЛИ меня куда-то. Было больно и страшно. Больно и страшно…А ещё звуки – кто –то страшно кричал там…куда… меня… толкали… Страшно… Больно…  

Прошла вечность. А может две вечности. Я почувствовал страшный холод и…  

- А ВОТ И НАШ МАЛЬЧИК – ЖИВОЙ И ЗДОРОВЫЙ…  

«Не-е-е-е-е-т», – хотел закричать я.  

Вместо этого вырвалось гневное: «А-а-а-а-а-а-а»…  

- Ну вот и наш мальчик – живой и здоровый! Посмотри, милая, какой он у тебя красивый!  

- Да..йте его мне… Саша… Сашенька…  

Не хочу-у-у! Не словА, не мысли, – ощущение. Проснулась, глаза открыть еще не успела – да и не хочется открывать. Сразу осознала, нет, прочувствовала, ГЛАВНОЕ: отпуск кончился. Пора вставать и – на работу. Не хочу-у-у-у!  

Странно! Пытаюсь анализировать. Кажется, всего две недели назад, до отпуска, моя работа мне даже нравилась: творческая, самостоятельная, отношения с людьми нормальные, платят пристойно. Что же изменилось? Странно.  

Поднимаю себя с постели. За окном серое и прохладное питерское утро. Спасибо, что без дождя. Убогость старой петербургской квартиры после прелестей пятизвездного отеля протрезвляет. Яичница, чашка кофе и – вперед, к метро.  

… Какое наслаждение – вот так безмозгло покачиваться в теплой, горько-соленой колыбели! Волны, то накатываясь, то отползая, обдают брызгами и пеной, то пытаясь выбросить на берег, то уволакивая от берега в бесконечную синь. И страшно, и здорово! А слепящий, сияющий, праздничный мир вокруг кружит голову, лишает воли, убаюкивает тревоги. И растворяются мысли в расплавленных мозгах, всякие – и хорошие, и плохие, и умные, и не очень, и наступает покойное и блаженное безмыслие, «бестревожие». Нирвана?..  

«Уважаемые пассажиры! Поезд прибыл на конечную станцию «Рыбацкое»! Пожалуйста, не забывайте свои вещи в вагонах и вестибюлях …». Приплыли. Теперь –маршрутка и чуть-чуть ножками. Вот и проходная. «Здравствуйте, Алла Сергеевна! С выходом!». Отвечаю, улыбаюсь. «Выглядите клево!» – «Спасибо, девочки!» (Кажется, на их языке это комплимент). Здороваюсь направо и налево, опять улыбаюсь, постепенно возвращаясь из солнечного мира грез.  

Вот и мой родной компьютер. С удивлением обнаруживаю, что я, кажется, забыла свой последний пароль входа в сеть. Не смертельно, конечно, но все-таки…  

Телефон. «»Алла Сергевна! С выходом! Как отдохнули?» (Начальник отдела кадров). – «Хорошо, но мало!» – «Достаточно-достаточно!» (Голос в трубке становится строгим). «У нас для Вас уже много заданий накопилось!».  

Включаюсь. Итак, на чем же мы остановились две недели назад? Переброска данных в новую базу, переформирование справочников, новая программа расчета…  

«Привет! Как погуляла?» (Мой начальник). Отвечаю стандартно: «Отлично! Отдыхать – не работать!» – и в очередной раз удивляюсь житейской мудрости этого избитого афоризма. Шла бы я сейчас, сытая и довольная, (нет, не туда, куда кое-кто подумал) по выложенной чистенькими плиточками райской дорожке через засаженный сказочными растениями райский сад к райскому же пляжу…  

…«Алла Сергеевна! А почему у меня документ не проводится?» Ах, мои милые бестолковые бухгалтера и экономисты! Девушки и бабушки, у которых то не проводится документ, то сбоИт сеть, то не проходит расчет, то сбивается нумерация, то еще что-нибудь происходит! Сейчас разберемся, что еще вы там намудрили!  

Телефон. «Алла Сергеевна! У нас изменились статьи расходов, надо будет срочненько переделать программу сводного отчета!» (Главбух). Что ж, надо, значит, переделаем! Где у нас эта программа? Так, всего пять тысяч команд, ладно, добавим еще немножко.  

Телефон. «Алла Сергевна! В 16-30 совещание у Главного! Не опаздывайте!» Хорошо, буду…  

…В 16-30 можно уже снова выползать на пляж, на лежачок с матрасиком, в «тенечек под грибочек». С книжечкой! Благодать! С книжечками, правда, была напряженка, на русском их оказалось всего четыре штуки – два боевика и два дамских романа. «В миру» ни одну из них в руки бы не взяла, а на лежачке в тенечке все пошло, одна даже понравилась, «Прайд окаянных феминисток» называется…  

…Так, что же это моя программка отказывается работать? Проверить, подправить, еще раз проверить, еще раз подправить… А вот здесь можно сделать рациональнее, как я раньше не догадалась! Ага, вот теперь хорошо, красота-а-а! Ай да Пушкин!  

Опять телефон. «Алла Сергеевна! У нас в четвертом цехе новые операции появились, новые расценки. Надо бы изменить программы.» – «Хорошо, Танечка! ПодходИте минут через десять! ПотЕрпите десять минут?»…  

…Ну вот и закончился мой первый после отпуска рабочий день. Маршрутка, метро. Через какие-нибудь полтора часа буду дома…  

…Когда летели домой, мое место в самолете оказалось у самого иллюминатора. И куда же делась моя сонливость, когда я увидела открывающиеся мне картины! Моря, горы, дороги, города-деревни – это было еще понятно. Но где-то в середине пути с высоты десять тысяч метров на земле появились разноцветные четко очерченные геометрические фигуры – что это? Гигантские поля – вряд ли. Непонятно, но здорово. Потом появилась легкая облачность далеко внизу, ощущение, будто медленно-медленно проплываешь над океаном, видишь его дно сквозь прозрачнейшую воду, а на дне этом – чудесные неземные пейзажи, силуэты диковинных растений и животных, что-то шевелится и дышит. А перед самым Питером внизу пошли сплошные облака, этакие арктические просторы. И только краешек крыла самолета в углу иллюминатора кое-как возвращал к действительности…  

…«Следующая станция – «Гостиный двор»!» Выныриваю из душного и шумного нутра «метрА» в серую прохладу Невского проспекта. Ну очень кушать хочется! Вот бы сейчас снова в рай, к тем длинным столам с закусками, напитками, разным горячим, сладким, фруктовым! Туда, где главная проблема – какие из аппетитных салатиков выбрать и какие из полутора десятков экзотических сладостей предпочесть!..  

…Все. Забыла. Вперед, к плите!