1.
Горящая свеча в неясном полумраке
Не в силах ослепить уставшие глаза.
Чудовище души в груди больной собаки
Не верит в благодать и божьи чудеса.
Не первозданный свет холодного рассудка
Заполнит эту тьму и воскресит любовь,
Но яростный огонь и дьявольская дудка,
И дерзкие стихи, и варварская мовь.
2.
Страх, метнувшийся из мрака,
Потянул души струну, –
Как бездомная собака
Завываю на луну.
Странное, больное время
Притаилось под столом,
И стучит в седое темя
Ленинградский метроном.
3.
Когда-то я был ученым
С горящим квадратным глазом,
Считал себя посвященным
Во все эти гитики сразу,
Питался травой и пивом,
Практически жил в публичке,
Ужасно был некрасивым
И ночевал в электричке.
Полгода копил на ботинки,
Зимою ходил без шапки,
Меня боялись блондинки,
И презирали бабки.
Зато – я был настоящим,
Зато – я был первороден,
Я был бесконечно счастлив,
Я был от всего свободен.
4.
Осенняя печаль знакома всем поэтам:
На сердце возлежит необъяснимый груз.
Ни золото листвы, ни отголоски лета
Не в силах разбудить задумавшихся муз.
Все так же небеса светлы и бесконечны,
И звездная тропа прекрасна, как всегда,
И линии руки все так же безупречны,
И омут синих глаз глубок, как никогда.
Но дивная свирель безгласна и невнятна,
И замер в полусне волшебный метроном,
И между стройных строк – расплывчатые пятна,
И неизменный дождь бормочет за окном.
5.
Лицом к лицу – начало столкновенья
Бессмысленно вращающихся глаз.
И сухость губ, и жар прикосновенья,
И боль, переходящая в экстаз.
Безумием отмеченные души
Свивают жала в яростный клубок,
И кровь кипит ключом, и руки душат,
И плавится безжизненный зрачок.
В мучительной, горячей круговерти
Слепого заполнения пустот,
Через любовь ведет дорога к смерти
Гораздо чаще, чем наоборот.
Не слышно выстрелов с той стороны,
Не слышно пенья цветов.
Мы будто бы выиграли. У старшины
Стал взгляд виноват и суров.
Он молча привстал, поправляя шинель,
И первым покинул окоп.
Стоит в тишине, как живая мишень.
И кто-то целится в лоб.
И вот мы идём по застывшей земле
В ту сторону, где ничего.
А выстрел, как птица, поёт в голове
Но нам не дождаться его.
Как ножом в королевскую мантию,
Разрываю тотемные связи,
Чтобы в веру – до края, до мании,
И из грязи – с заклятыми в князи.
Пусть завидуют: " – Сумасшедшие!
У них же все не по правилам."
Но салютует строй пеший,
И напрасное – дОбела.
На залетной строке замётана
Вся материя страшная матерная,
Неозвученным планом измотана
В океанских хлопотах жаберных.
А на поверхности квелое
То ли штиль, то ли цунами...
На определенность несмелое
Полпредит мечтами и снами.
Ну вот же я, вот я! Смотрите!
Отлитый из пепла в караты,
Беспечный, как в кукольном клипе,
Навороченным счастьем объятый.
И рядом нескучная краля
С набежавшей толпою соперников
Пьет со мною из чаши Грааля
Натуральную радость без ценников.
Идут детишки в школу – в первый раз –
Встречает их учитель, вводит в класс –
Жизнь новая для ребятни настала…
И в первый раз с волнением в груди
Я говорю девчонке: «Заходи,
Ты почему опаздываешь, Алла?..»
Вот речь моя польется не спеша:
Лишь постепенно детская душа
Познанию откроет двери тихо…
Тут вихрь вопросов прилетит ко мне:
И сорок пять минут, как в жутком сне,
Успокоеньем занимаюсь Лиха –
Разбушевался в детях знанья бес,
Волнует их, что значит политес,
Российского структура государства…
И всё, что знаю, говорю я им…
Надеюсь, неизвестный аноним
Сегодня не допустит здесь коварства
И зазвонит весёлый колокольчик,
А я, вздохнув, скажу: «Урок окончен…»
В водолазных глубинах,
Где пасется кальмар,
Подбоченясь, картинно
Возникает комар.
Иль слетел он с катушек,
Иль он водкой нетрезв,
Необут он, простужен
И, конечно же, без
Водолазных штуковин:
Шлема, трубки, ружья.
Он, наверное, воин –
Самурай, как и я.
Безрассудный, отважный,
Он с водою на ты.
Захлебнётся – неважно!
И на суше кранты
Там и сям поджидают.
Ну а здесь – тишина...
Здесь Гольфстрим проплывает,
Проплывает Она:
С удивительным телом,
В серебристом трико.
«Безрассудным и смелым
Я отдамся легко.»
Где хрустальная шпага?
Где бутылка до дна?
Ах, коварная влага,
Водяная страна!
Достаёт он трехзубый
Из кармана гарпун
И целует им в губы
Ту красавицу, ту,
Что во снах поджидала,
Что струилась во мгле,
Что, блестя, проплывала
По бескрайней земле.
Та его обнимает…
И печально поет
Комариная стая
Над поверхностью вод.
Сидит человек на стуле.
А в жизни этого человека
Такое, мой бог, происходит.
А человек сидит на стуле.
А в жизни, а в этой жизни
(Ты плачешь, не надо, не надо!)
Ты его так любила,
Мальчиком называла.
Топала ножкой, кричала,
Грозила уйти и бросить...
Ведь ты не поверишь – это
Наше последнее лето.
Куда ж ты, такого, бросишь?
Он думает, он расстроен.
Как инструмент, расстроен.
А он ведь сломан, раздавлен,
Обрублен и искалечен.
Он никому не нужен,
Скажи: "Будь моим мужем."
Платье висит в прихожей.
С розовыми цветами.
Когда целовалась в баре
С пахнущим, гибкотелым,
Эти цветы глядели,
Жадно разинув пасти.
Вот и бездонное «Здравствуй»,
Страшное «Доброй ночи».
А в жизни, а в этой жизни
Улыбающегося человека
(Он часто мне улыбался)
Такое, мой бог, происходит –
Что вот он сидит и не знает,
Что делать, когда он встанет.
И вот он сидит и смеётся,
Раздавлен и обезглавлен.
Куда ты такого бросишь?
(Не плачь, не надо, пустое.)
Какое жаркое лето.
Ты помнишь? – Мальчик. Мой мальчик.
Поедем! Путёвка на море.
Пальмы, песок и солнце.
Видишь, это не рвётся,
Это и с нами будет,
Это всегда бывает.
Последнее в мире лето.
Не плачь, ты опоздала.
(Музыка замолкает.
Встаёт человек со стула.)
