Лунный луч,
чуть касаясь ресниц,
проникает из штор,
как росток.
Поцелуй,
как слияние лиц...
В пальцах лёгкий мерцающий ток,
повторяющих каждый наклон
твоих сильных и чувственных плеч.
Ангел мой!
То ли явь, то ли сон,
и так ласково-сбивчива речь.
Снова дождь,
снова с неба вода
тихим шелестом бьётся в окно.
Ты умеешь быть нежным, когда
два дыхания слиты в одно...
Отмечена тайна пространства
четвертою мерою времени.
С безделицой постоянства
Искрами в брызги кремени
в зажигалке у некурящего.
Выбор времени – ветер,
колышущий нечто вящее.
Клонит в очаг и на север,
просится в настоящее:
к вечеру со свечами,
к будущности, изнеженной
приятными мелочами,
по духу и слову, замешанному
на капле вина красного
у морщинки твоей улыбки,
с дурманом порочно-прекрасного
в истоках загадочно-зыбких...
Загнанность быстротечностью
запутана временем в точку.
Изнеженность вышла беспечностью,
застряла памятью в ночке.
А в истоках тайны пространства
четвертое сходит ко времени
с безделицей постоянства
брызгами искр от кремени
в зажигалке у некурящего...
Ты ночью выйди в поле,
Какой безумный вид!
Немой всемирной болью
Над нами свод висит.
Всем правит тайна ночи,
Зовущих звезд почин.
А, коль, дознаться хочешь –
Мужайся и молчи.
Но постигаешь сердцем
(И никогда умом)
Весь этот мир на срезе,
На острие самом.
Он не дает забыться,
Тревожа и дыша.
Ведь в нем твои границы,
В тебе – его душа…
Я однажды опять,
как на удочку снов, попадусь
в эту лёгкую сеть откровений,
касаний души,
но привычной иронии
еле заметная грусть
не расскажет тебе,
чем иллюзии так хороши.
Этот нежный обман
вырастает из памяти лет –
не прожитых с тобой,
но предсказанных очень давно.
На ладони судьбы
прежним абрисом –
твой силуэт...
Жаль, подсказок небес
разгадать до конца не дано.
Мой особенный друг,
нас c тобой повенчал снегопад,
и парит над землёй
невесомая снежная взвесь...
Мы по линии жизни
так долго идём наугад –
Жаль, не рядом, мой милый...
но так хорошо,
что ты есть...
Колышет ветер коноплю,
под вечер речи накоплю,
паук ползёт по циферблату
в обратный путь к любви по блату,
давящей массой валуна
восходит полная Луна,
в душе полуночной державой
лучами жжёт по ране ржавой.
* * *
Стих волчьих стай под утро вой,
стих пахнет скошенной травой,
как волк-отшельник одинок,
строка – отточенный клинок,
душа, голодная волчица,
к Луне за рифмой волочится,
мчусь волком ярым на отроге
к недостижимой недотроге.
* * *
В тумане утреннем луга,
Луны я преданный слуга,
зря, как младенец рот разину,
всю ночь строча стихи в корзину,
лучи полуденной Луны,
лужайка, лужи, валуны,
зависли в небе, как кометы,
метафорические сметы.
Глупой глазурью облиты поля,
лижет апрель акварель –
неба глазунью на доли деля,
ладят капели купель.
Ныне и присно, в крестины весны,
стиснем бразды в борозде –
соленослёзым сегодня пресны
грёзы в родимом гнезде.
Совести блохи не больно плохи,
раз, закусив удила,
рвутся шальные, больные стихи –
выжженной страсти зола.
Небо, сквозь шоры зажмуренных вежд,
мне подмигнет с высоты...
Бьется фарфоровый ветер надежд
в хрупкие мачты мечты!
