В отделе мягких игрушек новое поступление –
Мягкий мужчина: вата, синтепон.
В детском мире настоящее столпотворение.
Неужели кого-то задавили? Нет, это радости стон.
Я не вечный.
И ты не вечный.
Разбилось блюдечко.
К счастью, говорят.
Кто повесил на дерево
Расписной скворечник?
Весёлые дни стоят.
Сядешь на электричку, уедешь на природу
Сигаретку покурить, рыбку половить.
Обернёшься: где мои вы, молодые годы?
Кукушка, сколько мне осталось? А она: фьюить, фьюить.
За столом дедушка,
На дедушке медали.
Его мы поздравляли,
Прожить до ста желали.
И чокались стаканы,
И пели песни пьяны.
Есть ли хоть какой-то смысл в мирозданьи?
Как понять, что жизнь твоя не лишена его?
Едут по дороге сани, набиты чудесами.
Летит по небу птичка, а за рулём – никого.
Я не еврей грузин, но мне слегка обидно
за то, что так, весьма не по уму
поймать грузина на Руси не стыдно,
похвально засадить его в тюрьму.
Не крестится мужик – неймет тревога,
хотя уже давно вовсю грохочет гром:
загадочное слово «Кондопога»
рифмуется с классическим «погром».
Энциклики властей вождей не чужды мата,
сурова бровь – убогие понты,
покуда по стране на «Адвоката!»
пинками реагируют менты.
Возможно, кое-где и не ступала
Рамзана волосатая суверенная ступня,
но раньше если в чем-то отставала,
то стала догонять теперь Чечня.
Пора бы наконец-то журналистов
немного пристрелить приструнить, а то – орут:
до глаз достал гаранта до лучистых
свободы слова этот институт.
Я нынче Конституцию облапил,
гляжу, а что ни слово, то – пробел,
и так по Щекочихину не запил,
как я по Политковской не скорбел!
В эту осень мы вниз носы носим.
За нас стыдно – краснеет ясень.
Не глядим мы в остывшую просинь
И не просим. И путь наш ясен.
Не дождаться зимы-белошвейки,
Не забыться ни вьюгой, ни югом…
Мы собьемся, серые шейки,
Но и вместе придется туго.
Мы как в воду глядели. И грозен
Тучи цвет, что темней базальта.
Пронесут нас, да. В эту осень
Пронесут нас людским базаром.
Под галдеж будут мять и щупать,
Выбирая, чтоб жира хватало.
Будет легче немногим щуплым,
Но и в них небо рухнет обвалом.
Перед этой ужасной минутой
Одиноки мы в целом свете.
И хоть знаем, что не минует,
И хоть видим, что цепки сети…
Вот он миг желанный, чудесный,
Где как души прощальным крылом,
Уносятся вдаль наши песни,
Выстраиваясь углом.
Не гони ты, судьба, не гони
Перелеском, болотами, чащей.
Я всю душу уже оголил
Своей жизнью, такой бесшабашной.
Заплутал мой нечаянный след
По чужим, видно, тропам-дорогам,
Но надежды мерцающий свет
Вновь наутро спасает залогом.
Ну, зачем же мне старая боль,
Почему за других я в ответе?
Снова волчий, тоскующий вой
Принимаю за жалобный ветер.
За доверчивость цену плачу
Одиночеством, грустью и болью,
Только песнями сердце лечу
И мечтами о встрече с любовью.
А пока мне осталось любить
Алых зорь беспокойные раны,
Да холодному небу излить
Свою исповедь, всю, без обмана.
Обнимаю гитару свою,
Глажу струны, как пряди седые.
О любви и надежде пою,
Как о самой высокой святыне.
Я свободы пьянящей вкусил,
Без ветров эта жизнь будет пресной,
На разбитых дорогах Руси
Сочинил свои лучшие песни.
Пахнет тиной озябнувший день,
Солнце спряталось за косогором,
Сиротливость пустых деревень
Смотрит в сердце с мольбой и укором.
Я певцом одиноким стою на ветру.
Как с тобой мы, Россия, похожи.
Этой жизни мгновенья ловлю на лету
И прошу: сохрани меня, Боже!
Сколько мне суждено прошагать
По земле этой хрупкой, ранимой,
Сколько нужно молитву шептать,
Чтобы быть тебе Богом хранимой?
Сколько нежности в песнях излить,
Не считаясь с привычною болью,
Чтоб могла ты воскреснуть и жить
Вместе с верой, надеждой, любовью.
Пусть недолог судьбы моей век,
Каждой веточкой светишься ты мне.
Я всего лишь простой человек,
Ты же, Родина, наша святыня.
Возрождаться с тобой не впервой
Вместе с песней твоих колоколен.
Моя Русь, навсегда я с тобой,
В этом выборе счастлив и волен.
