Под одеялом движется река...
"На краю", Андрей Гришаев

* * *

Под одеялом движется река.
Над одеялом звёздочки мерцают,
Постель моя безмерно велика,
И нету у неё конца и краю.

Вам не понять пророчеств простыней,
Ползущих в неэвклидовых пространствах,
Где по прямой, как правило, длинней,
А шар кубичен, но распух от пьянства.

Не дай вам рок – быть не любимым мной,
Тем более – не мною быть любимым…
Над одеялом – тучи пеленой,
Под одеялом плот несётся мимо,

Кружит его, ворочает, круша,
А вдруг там по теченью водопады?
В отчаянье заходится душа,
Помилуй, Бог, и убери преграды

Пред теми, кто
Был не любимым мной,
А если и любимым, то не много,
Не до конца,
И русло им открой –
Пускай плывут, и – скатертью дорога.

Всю ночь лил дождь.

За окном на ветке смоковницы висела капля.

Вместе с первыми лучами она просыпалась, оживала, наполняясь

светом и цветом.

«Что-то будет» – подумал игемон. Он видел подобную картину много раз,

но впервые она наполнилась смыслом. К этой капле по ветке сверху

подкатывала другая капля. Эта другая пробиралась по ветке не спеша,

периодически останавливаясь в ожидании чего-то.

Игемон знал почему она так не торопится – дает ему время на осмысление

чего-то очень важного. С приближением капель замедлялось время.

Он не заметил момента, когда капли соединились и время пошло

вспять. Жизнь пробегала в обратном порядке от следствий к истокам.

Прокуратор хотел крикнуть: «Стоп! Я все понял!» когда жизнь подкатила

к встрече с философом. Но капля на ветке неумолимо увеличивалась в

размерах, подпитываемая подкатившей, и должна была вот-вот упасть.

Игумен уже не прокуратор Иудеи, а полный надежд юноша...

Сердце юноши готово вырваться из груди в предвкушении свидания с Ней.

Он уже дрожит от нетерпения... настроение меняется от "...а вдруг Она

не придет?" до неописуемого блаженства от мысли: как он возьмет

ее руку и поднесет к своим губам, как он будет глупо тыкать носом в

ее волосы, пытаясь запомнить их волшебный аромат...

Нить, соединяющая каплю с веткой, все слабее, все тоньше...

Вот он уже видит Ее. Она идет к нему такой легкой, такой любимой походкой...

Вот Она подходит к нему... Вот он смотрит в Ее любимые любяшие глаза и

видит Бесконечность...

Капля сорвалась...

Крысобой услышал завывание собаки и зашел к игумену.

Пилат сидел в любимом кресле. Голова безвольно лежала на правом плече.

Глаза игумена были широко открыты и смотрели недвижным безжизненным

взглядом в окно на ветку смоковницы.

Пилат был мертв.

По руке едет поезд.
В поезде машинист.
Белый пар из трубы.
Пассажир, улыбнись.
Только вниз не смотри,
Машинист,
Не смотри, пожалуйста, вниз.

По реке едет поезд,
И дождь идет.
Пассажир, не плачь:
Тебе только год.
У тебя еще не прорезался зуб,
Ты еще не сделал свой первый шаг.
Машинист, погуди –
Пусть этот звук
Запляшет зайчиком в твоих ушах.

Поезд едет, едет,
И все вокруг
Повернулось клювом
На теплый юг.
Из руки сорвался
Пожелтевший лист.
Поменялись местами
Верх и низ.
Не смотри на меня, пожалуйста,
Машинист.

Один побольше, другой поменьше!
Да кто их видел?

Пропали вещи, пропали вещи!
Шапка и шуба!

Так что ж стоите? Быстрей звоните,
Чего молчите?

Глупая баба.

Ну вот, схватили. Да те ли, те ли?
Ну что, узнали?

Вот этот тощий, а этот в теле.
Нет…не похоже.

Чего ж хотели, горячку гнали?
Вы опоздали.

А нынче стужа.

А нынче лисы, а нынче волки:
Темно и страшно.

Один другого, один другого
Больше и злее.

А ночи долги, и звезд осколки,
Смотрите, сколько!

- Ах, зря я, зря я.

Можно заново написать книгу,
сожженную однажды в гневе,
с начала, с первой страницы,
но только не до конца.
Вечность подвластна мигу,
только птицы легки в небе,
пролетят с фотографий лица,
но своего – не увидишь лица.

Можно заново обрести дружбу,
пропавшую в детстве когда-то,
с начала, с первой игрушки,
с конфеты – тайком, пополам,
только листва закружит
памятью у «автомата»,
и надежду последней "двушки"
страшно доверить напрасным гудкам.

Можно, вскрыв сердце , полюбить снова, –
странный способ избежать боли!
Останется ли шар целым,
если механик уйдет?
Кто последнего слова
лишит? иль сказать позволит?
Приходят рабочие сцены,
молча демонтируют небосвод.

Можно взять лодку и уплыть в море,
где на волнах тают тропинки,
где, помня последний ветер,
дремлют на дне корабли...
Можно ли при повторе
этюд сыграть без запинки?
Пишется книга, растут дети,
а телефонную будку снесли.

17.11.2006

Пятница тем
и отличаемся от
прочих дней,
что она придёт
именно в пятницу,
не в понедельник,
с его болтовнею о новой жизни,
что в пользу бедных,
ни во вторник,
попавшим меж прошлой и будущей
пятницами,
и, видимо, их стерегущий.
Ни в среду,
в день, что ни то, ни сё.
Горб недели.
(Неделя – арба, что пятницу и везет).
Ни в четверг,
то «червивый», то « чистый», –
не разберешь
даже способом первых чекистов.
Ни в субботу, которая для человека,
где венцом или стол или баня,
российская голая Мекка .
Ни, естественно, в воскресенье ,
когда после пьянки воскреснешь,
и мозаику дней,
отвернувшись к стене, в голове своей лепишь
и думаешь, –
сколько же можно
юлить, похохатывать, пятится?
И зачем,
если есть у меня драгоценная пятница?
Которая тем
и отличается от
дней, в которых к кому-то хожу,
что ко мне моя радость придёт,
мне на руки запрыгнет, обнимет, зажмурит глаза,-
и…
Ну что вы, ну что вы,
рассказывать дальше нельзя ...

Получила блестящее подтверждение гипотеза о том, что интеллект является формой заболевания мозга, вызываемого особыми вирусами. Они обитают во всех организмах и в обычных условиях играют роль стимуляторов деятельности нервных клеток. Но при возникновении определенных обстоятельств, обусловленных разнообразными причинами (повышение радиации, колебания геомагнитного поля и т.д.) может произойти аномальный всплеск их численности. Вследствие чего нервные клетки, в свою очередь, начинают стремительно размножаться и мутировать, приобретая новые способности и возможности.

Опыты по выделению «вирусов интеллекта» велись параллельно в ряде стран, но были строго засекречены. И, наконец, на рассмотрение Нобелевского комитета представлены результаты этих исследований.

К примеру, выяснилось, что можно «заразить интеллектом» практически любое животное. У англичан дрозофилы 300-ого поколения немного понимали английскую речь и выполняли несложные поручения. Под команды немецких ученых муравьи 41-ого поколения выстраивались в колонны и строевым шагом совершали рейды в глубокий тыл условного противника. А в России хомячки уже на третьем году эксперимента освоили азы футбола и с упоением гоняли шарик от пинг-понга до полного изнеможения, пока кушать не позовут.

Конечно, предстоит еще многое узнать и уточнить. Но хочется верить, что не далек тот день, когда человек сможет общаться с братьями своими меньшими на языках Шекспира, Гёте и Пушкина.

Просыпаюсь счастливой в плену
Твоих теплых и нежных объятий
И привычно в глаза загляну,
Чтобы снова и снова понять их,
Чтоб увидеть любовь и рассвет
Глаз родных и согреться их светом,
Улыбнуться теплу их в ответ,
Словно солнышку ласковым летом.
В сотый раз я читаю в глазах
Ноты музыки пылких признаний,
Невозможно их слышать в словах,
Выше слов эта нить пониманий.

Нам казалось вот-вот начнётся гроза…

…Санитары тот час же связали глаза,
затворили нам уши и положили в холодную ванну,
чтобы мы не увидели, как небесную манну
санитары, а с ними врачи и сёстры,
а ещё легко-больные в халатах пёстрых
всю себе присвоили под грохот грома
от падения наземь зданий огромных,
в которые зачем-то попали молнии,
так, по крайней мере, мы с вами запомнили,
потому что врачи нам об этом поведали,
чтобы было о чём говорить за обедом ли,
или после отбоя в палатах…
Не всё ж про футбол, про жён, про зарплату,
про условия жизни, а вернее сказать – содержания…
Кроме мочи чего ещё бывает недержание?
Недержание чувств, недержание речи,
мы б всё это держали, да только нам нечем,
нечем крыть наших самок, а крыш черепица
нынче сорвана ветром и вещая птица
Гамаюн – прямо в душу глядит прямо с неба,
прямо так укоризненно, словно бы требует,
чтобы мы сквозь глазницы и рты замурованные
притвориться смогли абсолютно здоровыми
перед главным врачом и его заместителями,
и сумели бы стать всенародными мстителями:
уловимыми, глупыми и безопасными,
чтоб народ поминал нас былинами, баснями,
поговорками, песнями, оксиморонами…

…нам не кажется: это гроза с её громами
разразится сейчас над страной, над столицей,
над психически-не-излечимой больницей,
где сквозь окна видны наши бледные лица…

Вера, бегущая церкви, страшна для попов
Больше воинствующих атеистов –
С паствы своей, как с овец, состригают руно,
Чтоб иереев одеть, как артистов:
Ведь не пристало Ему – Патриарху всея
Матушки Русской Земли в рясе черной
Службу вести: вот приходят бояре-князья –
Клирик в одёжке стоит золочёной.
Церковь Христова крещёных, во все времена,
Ради наживы своей обирала…
Волю людскую – безбожно стерев имена –
Поработила… И думает: «Мало!..»
Без индульгенции прока в молении нет –
Звонкой монетой грехи отпускают…
И за последнее – рай обеспечен и свет…
Нет единения собранных в стаю…
Вера, бегущая церкви, страшна для попов –
В ней лицемерия нет перед небом
Ею влекомый предложишь ночлег свой и кров
Путнику; с нищим поделишься хлебом…
С честью отвергнув молитву, как форму мольбы,
Службу – как пытку, обряды – как глупость,
Время не тратишь на праздность церковной гульбы –
Ты не приемлешь невежества грубость…
С верой – силён, а без церкви – свободен идёшь,
Жизненный путь совершаешь ты смело…
И, незнакомый с понятием подлости «Ложь»,
Предпочитаешь словам делать дело.

Arifis - электронный арт-журнал