* * *

Мир на ниточке сегодня, мы дошли почти до края,
Кто же нами управляет, гонит в чёрную дыру?
Эти лица, эти рожи – где их только отбирают?
Может быть, растят в пробирках по заказу ЦРУ?

Я дошёл уже до ручки – мне они ночами снятся,
Эти трасски и жан-пьерки с отмороженной башкой,
Эти байдены и шольцы, бесталанные паяцы,
С маловнятным интеллектом и копеечной душой.

И кровавый КаВээНщик, пребывающий в нирване,
До кондиции дошедший, потерявший берега.
Он мечтает нам устроить вскоре ядерную баню -
Обдолбавшийся ублюдок от безумства в двух шагах.

Всех славян ведёт на бойню без раздумий и сомнений,
Злобный клоун в мятой майке гонит лажу, не стыдясь…
Как мы быстро забываем: пара-тройка поколений -
И опять на те же грабли, чтобы снова мордой в грязь.

.

«ТОПЛИВО БУДУЩЕГО»

или

материалы к «Петиции о награждении гр-на Франции писателя Жюля ВЕРНА медалью «За оборону Ленинграда» (посмертно)»

Из «Блокадной книги» А. Адамовича и Д. Гранина:

«…Борис Исаакович Шелищ служил техником-лейтенантом в полку аэростатов заграждения. Он рассказывает:

"У нас не было топлива. Чтобы выбрать аэростаты, то есть опустить их из воздуха для перезарядки, надо было включать автомобильные моторы, а бензина не было. Ведь сотни аэростатов висели над городом, они не давали фашистским самолетам снижаться, мешали пикировать, вести прицельное бомбометание. Попробовали мы вручную выбирать (мужчины еще были в сентябре 1941 года), но десять человек расчета не смогли их выбирать. Таким образом, боевые операции данного вида оружия прекращались: со временем водород тяжелеет, аэростат снижается, вместо трех-четырех тысяч метров висит низко и преграды для самолета не представляет. Встал вопрос — как быть? Мне пришло в голову выбирать аэростаты лифтовой лебедкой. Раздобыл я такую лебедку, привез, но к этому дню не стало электрической энергии. И тогда я вспомнил «Таинственный остров» Жюля Верна. С детства запомнилась мне глава «Топливо будущего». Достал эту книгу. Перечитал. Там было прямо написано: что заменит уголь, когда его не станет? Вода. Как вода? А так — вода, разложенная на составные части, водород плюс кислород. Я думаю — не пришло ли это время? Ведь мы что делали — выдавливали оболочку аэростата, выпускали так называемый грязный водород, а это все равно что выливать на землю бочку бензина. Думаю: сейчас, когда у меня есть под руками грязный водород, это же топливо. То самое, про которое Жюль Верн писал…

Я договорился с командиром. Сделал просто: шланг от аэростатной оболочки сунул во всасывающую трубу двигателя. Чувствую, двигатель работает. Даю обороты, он обороты принимает. И вдруг ЧП! Выхлоп! Обратная вспышка, взрыв, газгольдер сгорел. У меня контузия. Руки опустились. Но бензина-то нет! И тут я понял, что надо сделать затвор. Разрывать цепь автоматически. Для этого ничего лучше воды быть не может. Взял я огнетушитель и сделал в нем гидрозатвор. Двигатель сосет водород через воду. Обратная же вспышка через воду не доходит. Дали разрешение испытать. Приехали генералы. Посмотрели. Все хорошо. Приказали за 10 дней перевести все аэростатные лебедки на новый вид топлива. Собрали по городу огнетушители. Шестьсот штук понадобилось. Достали шланги. Короче говоря — все аэростаты выбирать стали на новом топливе, на водороде. Лучше работали, чем на бензине. Я вам скажу, почему лучше. Потому что в холод двигатели на бензине плохо заводятся. Надо их прогревать. На водороде же и при морозе с пол-оборота заводятся».

Двигатели на водородном топливе демонстрировали на выставке Ленфронта, потом Б. Шелища отправили с ним в Москву. Он совершенствовал свою конструкцию, отвечал на вопросы специалистов.

«Если б был бензин, я бы не довел свою идею до конца. И вообще, я скажу вам, мне многое в голову не пришло бы, если бы не блокада. А тут приходило. Знаете, я тогда перечитал про эпопею челюскинцев. Как они высадились на лед, как жили в таких условиях. Может, извлечь что можно… Мы ведь тоже были как на льду. Не помню, чтобы в нормальных, мирных условиях я работал, с такой энергией и так соображал бы…"

За лесистым горизонтом скрылись горы.
И с тех пор горизонталь моя подруга.
Безусловно, Питер самый лучший город,
Но меня неодолимо тянет к югу.

На Васильевском привычно дремлют сфинксы,
Не заметив в долгой спячке ход столетий.
А тем временем волнительно на Финском,
Там срывает паруса попутный ветер.

Все сильнее мне мерещится южанка…
В голове кругами мысли хороводят:
Если вывернуть планету наизнанку,
Станут степи и равнины мелководьем.

Запеку на ужин яблоко с корицей,
Чтобы выйти из вечернего минора.
“Если выпало в империи родиться,
Лучше жить в глухой провинции у моря…”

* * *

Наш генерал вновь разыграл не тот гамбит:
Прижали в центре и по флангам растащили.
Я не успел нырнуть за бруствер и убит,
Сижу на облаке, пью кофе с перцем, Чили.

Четыре дня мы, как кроты, вгрызались в грунт,
И окопались дружно с толком понемногу,
Как вдруг пришёл приказ покинуть срочно пункт,
А нас оставили, чтоб прикрывать дорогу.

Внизу ведут бой без подмоги пацаны,
Завис над ними тихо серый квадрокоптер.
Но с ними нет меня – я над, я вне войны!
Сижу, пью кофе с перцем и кусаю локти.

Жаль, не дожил совсем чуть-чуть, не повезло,
Мне не хватило полмгновения до жизни.
Не выбирал я вовсе это ремесло,
Но долг отдал сполна за всех родных Отчизне.

Наш генерал опять ошибся с коньяком,
Он не читал ни разу кодекс самурая.
Его к зиме сместит ко всем чертям главком,
Но я о том уже, конечно, не узнаю.

Есть фраза, приписываемая древним китайцам: “Не дай вам бог жить в эпоху перемен!”

А еще существует проклятие со столь же туманным происхождением: “Чтоб тебе жить в интересное время!”

И не очень-то важно, кто их высказал первыми.

Важнее то, что и нас угораздило вляпаться в излом истории. И хлебнуть неизвестности из его темных глубин…

Но есть у человека неубиваемое свойство: считать себя итогом всего предыдущего. Его апофеозом, смысловым завершением.

Мы психологически не готовы воспринимать себя лишь каплями в почти бесконечном потоке событий, где скорость течения обусловлена не нашими желаниями, но особенностями рельефа окружающей местности.

И если русло, пройдя через прохладное плато, устремляется в теснину ущелий, то глупо пытаться повернуть его вспять.

Надо просто смириться с тем, что впереди будут пороги, перекаты и водопады.

И “голове своей руками помогать”, преодолевая все эти особенности жизненного пейзажа.

А куда деваться? Формулу бытия следует принимать за данность.

И приспосабливать к ней феномен личного существования.

В этом нет ничего трагичного, если убедить свое эго не истерить от переизбытка самосохранения.

А если убеждения не хватает, то нужно взять себя за шкирку и выдернуть из трясины отчаянья могучим рывком.

Ведь вдрызг разбиться о камни гораздо предпочтительнее, чем медленно задыхаться от страха, рисуя себе картинки своего будущего, которые ужаснее самого ужаса.

Кстати, чем круче уклон, тем он короче.

И грохот горной реки непременно сменяется тишиной спокойного озера, в котором по ночам отражаются звезды.

А по утрам туман окутывает еще не совсем проснувшуюся гладь и оберегает остатки ее сонливости от ярких лучей восходящего солнца…

И в отличие от прибауток, которые неизвестно кто придумал, есть афоризм Марка Аврелия, философа в императорской порфире:

"Делай что должен. И свершится, чему суждено."

Цикл "Окраина"

В соавторстве с Арсением Платтом

* * *

Если надо, страна до скончания эр
Будет ждать изменений на карте...
Ей уже не забыть драгоценный пример
Сыновей, возвратившихся в марте.

Натерпевшись веками, ждём дружно чудес,
Обернётся быль новою сказкой…
Развиваясь, пойдёт резко в гору процесс,
И вернётся, ликуя, Аляска.

Каждый день, как глоток родниковой воды,
Словно солнечный луч в тьме кромешной.
Долетит до саванны Отечества дым,
И слоны к нам вернутся, конечно.

И сольётся в экстазе великий народ,
Как предсказано было пророком.
Даже тот, кто не в силах ходить, приползёт,
Чтоб устами приникнуть к истокам.

Мы достойно несём Божий дух во плоти,
Как бы тяжко нам ни было утром...
И напрасно когда-то на нашем пути
Море Чёрное вырыли укры.

Раз попёрло, то ждёт нас повсюду успех,
Мы любую ухлопаем гниду…
Незалежной пора бы признать старый грех:
Зря пустила на дно Атлантиду!

Говорила когда-то Кассандра хохлам:
Отзовутся вам тонущих вопли!
И, дурея от злости, тоски и бухла,
Нынче сами в кровище утопли.

Но, известно, не плачет по дереву лес,
Индоутка свинье не товарищ…
– Вы что – рухнули с дуба? – их спрашивал Зевс,
Не справляясь с размахом пожарищ.

Спохватились они: – Задолбала вражда,
Брат брательнику шибко паскуден!
Нет порядка и мира у нас, как всегда...
Приходи и владей нами, Путин!

То шахтёры и прочий рабочий народ…
Большинство ж повелось на приманки –
Захотело себе иноземных господ:
– Прилетайте владеть нами, янки!

февраль 2015

От Владивостока до Херсона
Наслаждаться Русью хорошо нам,
Но куда Россия интересней
От Владивостока до Пересыпь!

* * *

Послал Господь нам полный двор тумана,
На ощупь колобродим вдоль забора.
Мы лишены привычного обзора.
Размыто до абсурда всё и странно.
Послал Господь нам полный двор тумана.

На ощупь тихо бродим вдоль забора,
На ямах спотыкаемся и сучьях,
Не отнимая рук на всякий случай.
Раздолье для насильника и вора.
На ощупь тихо бродим вдоль забора.

Мы лишены привычного обзора
И потеряли цель, ориентиры,
Едва находим тропку до сортира,
А вдаль срываться нет теперь резона.
Мы лишены привычного обзора.

Размыто до абсурда всё и странно,
Не угадать, где агнцы, где козлища.
Во мгле сравнялись и богач, и нищий,
Но режут уши вопли горлопанов.
Размыто до абсурда всё и странно.

Послал Господь нам полный двор тумана,
Перечеркнув порядки и устои,
Неразбериху жуткую устроив,
Похлеще смерча или урагана.
Послал Господь нам полный двор тумана.

Под жарким солнцем сохнет кустик.
Быть может, к вечеру отпустит
Невыносимый приступ грусти,
Что навалился и застыл.

День потускнеет ярко-рыжий,
Язык заката боль залижет.
Чем гуще тьма, тем звезды ближе...
И меньше станет пустоты.

* * *

Серпом по сердцу скрипнула калитка
Аккордом истончённых фальшью струн,
Но никого – то просто ветер прыткий
Щеко́лду сбросил на ходу, шалун.

С крыльца спустившись, вставишь ноги в чуни
И побредёшь по листьям октября.
Ты перебрал изрядно накануне,
И трубы синим пламенем горят.

Хлебнув по жизни много всякой скверны,
Глотку воды колодезной ты рад.
Пора поверить в Господа, наверно,
Когда уже давно за шестьдесят.

Сошлись пути в тропинку по пороше
Сквозь глухомань прозрачную и тишь,
Собак жалеешь брошенных и кошек,
И даже мышку хлебом угостишь.

Arifis - электронный арт-журнал