Arifis - электронный арт-журнал

Эмиль знал, что его приглашают исключительно ради Тины. Тина никогда не повторялась и каждый раз была в центре внимания. Сначала он пытался с этим как-то бороться, потом устал. Эльза суетилась вокруг стола и болтала без умолку. Эти субботние посиделки под названием «гостиная мадам Эльзы» уже сидели у Эмиля в печенках, но не придти он не мог, потому что для Тины это было единственное общество, которое она еще могла себе позволить. За столом собралась та же компания: Герман, художник-студент, которого все называли Гоген, молодая племянница Эльзы, толстый лысый господин, кажется, бухгалтер, каждый раз с новой спутницей, он с Тиной и сама хозяйка дома. На другом конце стола сегодня сидел какой-то новый человек, но Эмилю всматриваться не хотелось. Очередной любовник Эльзы, кто это еще может быть… Как всегда, сначала заговорили о политике. Каждый выпалил очередную чушь, потом встала Тина. Еще до начала ужина она успела опрокинуть бокала три вина, но пока нормально держалась на ногах.  

- Единственная партия, заслуживающая внимания, – моя. Мы все – уроды, и достойны только ненависти. – Тина обвела всех уничтожающим взглядом. – И моя партия так и называется: «Партия презрения». Голосуем за победу на выборах!  

На Эмиля брызнуло вино из ее бокала, Эльза одобрительно засмеялась, призывая гостей сосредоточить все внимание на Тине.  

- Рыба! Попробуйте рыбу! – заворковала она, обведя стол выверенным жеманным жестом.  

- Фу, рыба! Ненавижу рыбу, – Тина оперлась на Эмиля и потянулась к блюду вилкой. – Эмми бывает такой же скользкий после страсти. Скользкий и неуловимый. Как этот рыбий глаз.  

Наконец, все расхохотались и стали греметь тарелками. Эмиль помог Тине сесть рядом и постарался посмотреть всем в глаза одновременно. Герман дружелюбно подмигнул ему, остальные ели.  

Герман был единственным человеком, которого Эмиль считал своим другом, но тот, похоже, об этом и не догадывался. Эмиль был потрясен, как-то увидев собственными глазами, как в спальне Герман повалил Эльзу на пол и начал выворачивать ей руки. Это был просто невиданный поступок, особенно со стороны Германа, – но Эмиль ни на минуту не усомнился в его правильности. Значит, поделом было этой старой шлюхе. Поговаривали, что Эльза обозлилась на Германа еще с тех пор, как всеми силами пыталась затащить его в постель. Герман не поддался, и она стала распускать сплетни, что Герман спит с Гогеном. На это Герман упорно не реагировал, хотя Эльза показывала Тине свои руки в жутких синяках и говорила, что после того, как все расходятся, Герман остается и мучает ее. Потом последовало обвинение в краже. Какое-то чертово ожерелье пропало из ее комода после очередной вечеринки, и она заявила, что видела, как последним из ее спальни, куда все сваливают свои пальто, выходил Герман. После этого Герман месяц не появлялся на их дурацких сборищах, пока Эмиль их не помирил.  

Гоген, как всегда, заговорил о живописи, нервно теребя вилку и бросая быстрые взгляды на Германа, явно боясь сказать что-то не то. Когда-то Гоген был оборванцем в неизменной желтой футболке, запачканной то ли красками, то ли кетчупом. Потом у него неведомым образом появилась маленькая мастерская и один, но приличный костюм. Вряд ли ожерелье – его рук дело: он никогда не заходит в спальню к Эльзе. Может, эта мегера не так уж и не права в отношении его и Германа, подумал Эмиль, хотя Герман точно не стал бы содержать его, даже если они… От мыслей его оторвала Тина, которая бросила в толстого лысого господина пучок зелени. Она уже основательно шаталась, и приходилось ее держать. Когда он снова посадил ее на место, его взгляд наткнулся на человека, сидящего напротив. Он смотрел на Эмиля, не мигая, но Эмиля поразило другое… Ему показалось, что он сидит напротив зеркала. Человек был удивительно на него похож. Эмиль подозвал Эльзу:  

- Слушай, кто это? Твоя новая жертва?  

Эльза посмотрела по направлению его кивка, сделав круглые глаза:  

- Где?  

Между ними вклинилась Тина.  

- Ах ты, мерзавец. Соблазняешь мою лучшую подругу! Я же видела, как ты лез ей под юбку! Все, танцы! Танцы и разврат!  

Эльза тут же забыла об Эмиле и бросилась ставить музыку. Бедняжка Тина. Что-то быстро она стала переходить к финалу своего спектакля. Стареет. Тина вышла на середину комнаты и начала танцевать. Это у нее получалось великолепно. В танце она не делала ни одного неверного движения, и каждый раз, когда Тина танцевала для них после ужина, Эмилю казалось, что она только притворяется, что пьяна. Наконец, все захлопали, Тина неловко качнулась, но выпрямилась, скрестила на груди руки и затянула:  

- Было восемь печалей у нас.. Было восемь надежд на разврат… Я любила тебя восемь раз… Хотя ты одному был бы рад…  

Откуда она брала эти ужасные песни, Эмиль не имел понятия, но каждый раз они становились шлягером до следующей субботы. Тина пила, не переставая, и уже еле стояла на ногах. Эмиль понял, что скоро все кончится, и они поедут домой. Толстый лысый господин сразу бросил свою излишне чопорную даму и уселся на ковер. Тина шатнулась и села на его широкие колени. Из-за стола вышел Гоген, но Тина схватила его за руку и выкрикнула:  

- Крепись, малыш! Тебя ждет смерть на заплеванной лестнице!  

Эмиль встал и подошел к Тине. Эльза попыталась остановить его, но он посмотрел на нее страшными глазами, и она, дернув плечом, отступила.  

- Пойдем домой, – Эмиль подхватил Тину и стащил ее с колен лысого господина.  

- Эмми… Жизнь – это мрак… А мы созданы для света… – плакала она ему в плечо.  

Он отвел ее в спальню и велел не ложиться, пока он не вытащит из этого вороха их пальто. Тина кивнула, присела на кровать – и мертво опрокинулась на подушку. Опять не успел. Придется ждать час, пока она проспится. В спальне было темно, он на ощупь стал пробираться к выходу, но запутался в чем-то и чуть не упал. Он поднял с пола плащ Тины и со злости хотел искромсать его на куски, но обернулся на нее, и его захватила какая-то сладкая волна безысходности. Он подошел и накрыл Тину плащом.  

После спальни в гостиной было нестерпимо светло и душно. Перед ним возникло размалеванное лицо Эльзы. После выпитого вина у нее почему-то всегда текла тушь, а помада оставалась только по краям губ.  

- Как она? – спросила Эльза, и ему захотелось затушить об нее сигарету.  

К ним подошел Герман, и Эльза, фыркнув на обоих, тут же ретировалась.  

Герман проводил ее взглядом и улыбнулся:  

- Наша мегера опять к тебе пристает? Знаешь, еще когда она была содержательницей борделя, то нередко…  

Эмиль впервые за вечер рассмеялся. Он испытывал к Герману невыразимую теплоту. Герман всегда восхищал его. Всем. Эмилю хотелось по-человечески сблизиться с ним, даже просто иметь право похлопать его по плечу, но Герман всегда и всех держал на почтительном расстоянии. Кроме, пожалуй, Гогена, – мрачно подумал про себя Эмиль, но тут же одернул себя за такой, даже мысленный, тон по отношению к нему. Эмилю так хотелось посидеть с ним в баре, рассказать о себе, объяснить, что он – единственное, что есть у Тины, что он не может ее бросить, и она совсем не такая, когда они наедине… что ему все равно, что у них там было с Гогеном… Эмиль инстинктивно поискал его глазами. Гоген тоже бросил на него быстрый взгляд и закурил.  

«Когда она явилась ко мне и стала сбивчиво рассказывать о каких-то неистраченных эмоциях, я сначала ничего не понял. Только спустя несколько минут я, наконец, осознал, что это признание в любви. Я постарался ее успокоить, начал нести какую-то чушь, но вдруг увидел, что она раздевается. Она осталась в одном белье и призывно легла на постель, на которой я разложил свою новые эскизы. Я собрал их и, отойдя к мольберту, начал перебирать кисти. Я не ел вторые сутки, и мне совершенно не было дело до вышедшей из ума озабоченной дамочки. Потом я увидел, как она подпрыгнула на постели, как пантера, подошла и прошипела мне в лицо: «Ах так, щенок… Тогда я покупаю тебя». Я повернулся и увидел какое-то ожерелье, которое она бросила на мое убогое кресло. Ожерелье было старинное, с огромными камнями и наверняка стоило громадные деньги. «Оно твое! Несколько ночей со мной – и ты обеспечен». Увидев мою реакцию, она с видом победительницы, смеясь, повалилась на постель. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ней… Когда мы еще лежали, щелкнул ключ в замке и на пороге появился Герман. Мне показалось, что он не очень удивился, застав нас в постели. Но когда он увидел ожерелье, его глаза застыли и похолодели. С тех пор она еще несколько раз заходила ко мне, пока я не отработал деньги. После нее всегда приходил Герман и мстил».  

Эмиль перевел взгляд с Гогена, о чем-то отрешенно думавшем за столом. И снова наткнулся на человека-зеркало.  

- Герман, ты не знаешь, кто это?  

- Где?  

- Да тот тип, на том конце стола…  

Внезапно на них сильно пахнуло духами с примесью алкогольных паров. Это могла бы только Эльза.  

- Может, разбудить Тину к кофе?  

- Тебе было мало? Отойди, пока я…  

Эмиль выдохнул на нее дым, она резко отшатнулась и пошла к столу зажечь канделябры. Это было еще одной церемонией «гостиной у Эльзы» – выключать свет «для интима», как она говорила, и зажигать свечи. Толстый лысый господин засуетился и придвинулся к своей даме в надежде хоть немного лишить ее чопорности, совсем не соответствующей обстановке. Эмиль выбрал самое дальнее кресло и без сил опустился в него. До него доносился мерзкий смех Эльзы, отрывистые голоса Германа и Гогена, громкое дыхание толстого господина…  

- Я набрала его номер. Я набирала его снова и снова. Но были только гудки… Длинные протяжные нескончаемые гудки…  

Эмиль подскочил и чуть не сбил молодую племянницу Эльзы, которая устроилась на подлокотнике его кресла и качалась в такт словам. Почему она всегда жертвовала своим молодым окружением ради их больного общества, он не мог понять.  

- Гудки были бесконечны. Они били в ухо…Равномерно… Убивая… Наслушавшись гудков, я подставила телефонную трубку к глазам – они стали биться в мои веки. Потом приложила их к губам – они резали их вдоль и поперек. Те губы, которые он когда-то целовал. Я разжала губы и заглотнула несколько гудков… Они утонули где-то во мне… Потом приложила трубку к сердцу – и оно стало биться им в такт. И мне казалось, что если я уберу трубку, сердце остановится…  

Девушка затихла. Эмиль даже не знал, как ее зовут: все ее звали просто «племянница». В прошлый раз была та же история: она опять наглоталась гудков и качалась на подлокотнике его кресла. Эмиль осторожно встал и громко позвал:  

- Гоген!  

Тот о чем-то возбужденно говорил с Германом, который, казалось, даже не желал его слушать. Тряхнув своими кудрями, Гоген бросил на Эмиля ненавидящий взгляд, но подошел. Эмилю показалось, что Герман победно улыбнулся.  

- Что Вам? – Гоген всегда говорил всем «Вы».  

- Потанцуй с девушкой, – Эмиль подвел к нему племянницу. – По-моему, вам обоим будет, о чем поговорить.  

Гоген стиснул зубы и нервно притянул девушку за талию. Вообще, он очень воспитан, этот Гоген, подумал Эмиль. Я бы на его месте послал меня к черту с этой племянницей. Эмиль подошел к Герману, стоящему у двери в спальню.  

- Пойду ее разбужу... Пора… – Эмиль устало улыбнулся и вошел.  

Тина спала. Он сел радом с ней на кровать и погладил ее по плечу. Она шевельнулась, но не проснулась. Эмиль пусто посмотрел на ночное небо и не нашел там звезд. Его глаза уже стали привыкать к темноте, и он в сотый раз стал осматривать спальню Эльзы. Прямо рядом с кроватью стоял этот злосчастный комод, в котором лежало пропавшее ожерелье – видимо, жутко дорогое, иначе Эльза бы так не переполошилась. Несмотря на все свои недостатки, она была очень щедра, вечно всех кормила и давала деньги. Ожерелье взял явно кто-то из их компании – тут Эльза была права. Но кто?.. Эмиль провел пальцами по ящикам комода. Пальцы нащупали старинные железные ручки и поверхность дерева. Интересно, где оно лежало?.. Здесь? Эмиль похолодел, но какое-то детское любопытство взяло вверх, и он решился посмотреть. Не отрывая взгляда от полоски света под дверью, он осторожно выдвинул ящик и просунул в него руку. Он нащупал какие-то кружева, белье – в общем, все атрибуты «содержательницы борделя», как называл ее Герман. Точно, наверное, здесь и лежало. Эмиль глупо хихикнул – и дверь внезапно открылась. Он лихорадочно толкнул ящик комода. Тот тяжело и со скрипом вошел обратно. Человек, вошедший в комнату, наверняка все видел и слышал. Эмиль покрылся испариной.  

- Я просто хотел попрощаться, – Эмиль впервые слышал голос Германа таким глухим.  

- Герман!  

Человек остановился в дверях, но не обернулся.  

- Это не я… Слышишь, это не я! Я просто по-дурацки открыл этот ящик, я не брал его!  

От его крика проснулась Тина. Она села на кровати, минуту посидела, смотря перед собой, потом со стоном упала на подушку.  

- Эмиль, я знаю… Знаю… Мне пора.  

Дверь открылась и закрылась. Эмиль зарычал и бросился на кровать с кулаками. Он бил по матрасу и сползал на пол… Что он сейчас подумает… Что подумает! Тина заворочалась и стала спросонья натягивать плащ на голову.  

Герман шел по ночной улице, смутно улыбаясь. "Бедняга Эмиль… Когда же он повзрослеет… и когда же, наконец, поймет, что я не могу дружить с ним, потому что только дружить я с мужчинами не умею… А эта стерва Тина… Вбила ему в голову, что у нее психозы, неврозы и неуправляемая тяга к алкоголю, а сама бегает по мужикам и ворует у лучшей подруги… Когда я увидел ее с Гогеном в постели, то чуть не рассмеялся… Но когда я понял, что она взяла ожерелье Эльзы, чтобы купить его ночи… Если бы Гоген сказал, что просто хочет стать таким, как все, я бы его отпустил… Даже к ней… Но я не прощу ему того, что он дал себя купить…"  

Эмилю показалось, что прошла вечность, хотя на самом деле прошло не больше минуты, как дверь открылась, и кто-то вошел снова. Герман, слава богу!  

- Герман! Как хорошо, что ты вернулся! Дай мне сказать… Я не брал это ожерелье! Но это сейчас не важно, важно то, что я всегда хотел…  

Эмиль согнулся от удара в живот и повалился на пол. Он поднял глаза и увидел чьи-то ботинки.  

- Я презираю вас. Я презираю вас за ваше отношение к жене. Я презираю вас за все то мерзкое, что сейчас вижу перед собой…  

«Человек-зеркало» приподнял его за подбородок и ударил в лицо. Когда Эмиль пришел в себя, в комнате никого не было. Тина спала. Он подошел к двери и с усилием открыл ее. Когда он вышел, Тина резко выпрямилась на кровати. Какая удача! Мысли ее понеслись стремительно и четко выстроились в цепочку. В кармане своего плаща она нашла перчатки и надела их. Потом открыла ящик комода, который только что задвинул Эмиль, и просунула руку как можно дальше. Эта дурочка Эльза даже не потрудилась перепрятать свои сокровища, потому что, как она объясняла ей с умным видом, «дважды в одном месте искать не будут». Тина сгребла все, что нашла под бельем. На этот раз Эльза точно вызовет полицию, но на ручке шкафа останутся только одни отпечатки – того, кто выдвигал ящик несколько минут назад… Зато Гоген теперь ее! Только ее! Она выставит этого сноба Германа из его дома навсегда". Тина беззвучно расхохоталась и стала распихивать все по глубоким карманам плаща. Сейчас она выйдет отсюда, даст пару коротких номеров от все еще пьяной дамочки и уведет Эмиля домой. Она надела плащ нарочито небрежно. Карманы предательски оттопырились, но она засунула в них руки, решив ни при каких обстоятельствах их не вынимать, и пошла к двери.  

Эмиль, согнувшись, вышел из спальни, вытирая ладонью лицо. Он был уверен, что это кровь, но когда посмотрел на свои пальцы, то ничего не смог разглядеть. В гостиной было почти темно – тускло горел только один канделябр на том конце стола. Эмиль заметил, что Гоген и племянница стояли посреди комнаты и сосредоточенно слушали друг друга, а Эльза меланхолично курила у окна. «Человека-зеркала» он не видел. Германа тоже. Толстый лысый господин уже почти вскарабкался на свою даму, окончательно лишившуюся своей чопорности. Эмиль подошел к столу и дрожащей рукой зажег основной канделябр, чтобы рассмотреть комнату и присутствующих. Толстый лысый господин сверкнул на него глазами и с силой задул его. Эмиль зажег его снова, но даже не успел отойти от стола, как все снова погрузилось во мрак. Эмиль взял канделябр, окликнул толстого лысого господина и с размаху ударил его по голове. Эльза истошно закричала. Полиция приехала почти сразу. Когда Эмиль в наручниках последний раз повернулся к Тине, из ее карманов доставали какой-то браслет.  

Помните советский мультфильм "История одного преступления"? Одному скромному и мирному человеку просто не дали... поспать. И последний, который переполнил его чашу терпения – какая-то крикливая дворничиха – просто получила сковородой по голове. Так вот если бы такие люди жили в нашем городе, то подобных преступлений было бы просто неисчисляемое количество.  

Складывается ощущение, что никто никого у нас не учит тишине. Если разговор (даже по телефону) – то непременно во весь голос и так, чтобы было слышно всем. Если какие-то мероприятия типа ремонта – то обязательно в самый неурочный час. Если проводы поздних гостей, то с непременным условием побеседовать еще несколько минут на лестничной площадке. Все мы порой грешны и доставляем своим шумом неудобства окружающим. Однако проследив хотя бы пару часов за объемом и разнообразием производимого кругом и никем не контролируемого шума (особенно в летний период), приходится просто позавидовать нашей нервной системе, способной еще выдерживать такое каждодневное напряжение.  

Вы пробовали когда-нибудь поспать днем или в воскресенье чуть дольше, чем другие, если у вас нет евроокон или каких-то еще элементов звукоизоляции? Попробуйте – это весьма впечатляюще. То, насколько мы все-таки шумный народ, можно убедиться особенно тогда, когда этот шум совсем не ко времени.  

В 9 утра в одно воскресенье мне показалось, что наступил конец света. В одно мнговение, еще в полусне, ты скатываешься в какую-то преисподню под звуки, полностью этому соответствующие. Подойдя к окну, не вижу ничего, кроме стоящего напротив закрытого фургона. Из него доносятся звуки, как будто сто человек стучат по его железному настилу и пытаются разбудить всю вселенную. Перепуганные соседи вылезают на балконы, но понять ничего никто не может. Наконец, через полчаса (видимо, оглохнув от собственноручно издаваемого грохота) из фургона появляются двое, вытаскивающие на асфальт какую-то железную ванну, и преспокойно продолжают стучать по ней кувалдами, не обращая ни на кого внимания. А обращать внимания уже, собственно, и не на кого, так как люди, удовлетворившие свое любопытство по поводу производимых стальных рулад, закрывают окна, даже не пытаясь выразить и намека на негодование. Видимо, в 9 утра воскресенья эта ванна имела какое-то очень важное стратегическое значение и ее нужно было привести в порядок именно в это время – и никак не позже. Перебудив весь квартал, бравые ребята преспокойно втаскивают ее к себе во двор и скрываются за воротами.  

Понуро возвратившись в свою комнату, я не успеваю даже подумать, стоит ли пытаться заснуть дальше, как раздается истошный крик. «Мамаааааааааааааа! Кинь деньги!!! Мааааааааа!» Мама живет никак не ниже пятого этажа, но ее ребенка это совсем не смущает. Крик продолжается минут 15, в течение которых я понимаю, что мама, наверняка, носит очень распространенную фамилию Гобсек, ибо пикитирующей купюры с пятого этажа так и не наблюдается, хотя слезные призывы сына уже услышаны. Мальчишка продолжает кричать, однако мама демонстрирует удивительные чудеса флегматичности, даже не пытаясь угомонить свое чадо. И только шелуха семечек, плавно спускающаяся на мои перила, свидетельствует о ее присутствии в нашей общей с ней действительности.  

Через полчаса под балконом уже начинает собираться более старшее поколение – подростки. Привычка разговаривать с одного конца дома до другого – это уже наша национальная черта. Подозвать кого-то ближе и затем начать интересоваться новостями у своих приятелей – это как-то не по-нашему. Зачем ждать 5 минут, когда можно начать разговор прямо сейчас? Причем по увеличивающейся громкости разговора становится очевидным, что второй его участник не только не приближается к говорящему, но и наоборот – удаляется куда-то все больше и больше. Так что даже висящие на поясе мобильники у всех, кто уже чуть старше 10 лет, не спасают общественность от их дистанционных переговоров.  

Наговорившись через улицу, группа подростков устраивается прямо на бордюре и начинает вести вот уж воистину «познавательные» беседы. Причем не важно, о чем говорится – переключатель громкость звука у них явно не функционирует и застыл на одной отметке – «максимум». Мирно сидя у себя в квартире, можно слышать все, о чем говорится под балконом. Не сочтите это за «стариковское» бурчание, но наслушавших подобных «бесед», иногда становится просто страшно за интеллекутальный уровень подрастающего поколения.  

Через минут десять начинает казаться, что ты находишься в каком-то изоляторе, где твою психику просто проверяют на прочность. Что-то типа капающего крана, который никак невозможно закрыть, или периодически мигающей лампочки. Однако на сей раз это снова звуковой раздражитель – автомобильный сигнал, который нажимается с частотой раз в две секунды. Сначала кажется, что кто-то просто посадил своего ребенка за руль машины и ребенок методично барабанит по клаксону (что тоже бывает, кстати, нередко). Но не тут-то было. Просто проезжающая мимо пара автолюбителей решила остановиться у первого попавшегося здания и починить, наконец, давно нуждающийся в ремонте сигнал. Один, на вид даже нормальный мужчина с завидной периодичностью сигналит, когда как другой, присев у его машины, возится там с проводами. Подумать о том, что за окнами этого дома все-таки живут люди и что еще довольно рано, конечно же, никто из этой парочки не удосуживается. Даже появление на балконах зевающих людей никого из них совершенно не смущает, ибо делать у нас замечания по поводу создаваемого шума, как мы уже убедились, – это противоречит нашему менталитету. Вообще если кто-то тут начинает выражать свои, порой вполне законные требования на тишину – это выглядит почти как моветон, ибо этот человек явно «не наш». Ну и что, что дети кричат под окнами или прямо в подъезде несколько часов подряд? Это же дети! Но дело в том, что потом из этих вот детей вырастают взрослые, которые могут продолжать не считаться совершенно ни с кем и ни с чем. В той же Америке эту «сигнальную» парочку давно бы оштрафовали так, что после выплаты штрафа у них от машины остался бы только этот клаксон, который они с таким упорством чинили. Там даже лай вашей собаки может стать причиной выражения негодовании. Но собаке ведь не объяснишь. Впрочем, похоже, как и некоторым людям.  

Ну починка сигнала и утренняя реконструкция ванны при первых лучах солнца – это к счастью, моменты хоть и нередко встречающиеся, но не повторяющиеся изо дня в день. А как быть с элементарной культурой закрывания за собой входных дверей? Думаю, что никак. Ибо такая вот мамаша с пятого этажа, которая позволяет сыну орать при всем честном народе, вряд ли обучит его тому, что дверь лучше прикрывать за собой, а не хлопать со всего размаха. При каждом ударе такой вот дверью на самом деле начинают содрогаться все существующие перегородки. Особенно если ваша кровать стоит впритык к какой-либо из этих перегородок, то пробуждение ото сна бывает порой весьма «приятным». Сидящим в гостях людям приходится каждый раз объяснять, что это не землетрясение и не мини-теракт, а это всего лишь соседский ребенок побежал играть во двор. Хотя что уж тут говорить о детях, когда и взрослый человек не удосуживается лишний раз сделать над собой подобное усилие и не выражать громыхающей дверью ненависти ко всем живущим на площадке людям, что и так постоянно написано на его лице.  

После 10 часов утра можно даже не ставить будильник, так как, несмотря ни на какие воскресенья и праздники, все равно спать уже не придется. Именно сейчас включится инструментальное трио, которое радует слух уже месяца четыре с верхнего этажа – молоток, дрель, пила. Что можно постоянно ломать, сверлить и пилить 4 месяца – для меня так и остается загадкой. Но сосед, делающий ремонт, – это у нас святое! Стук молотка может продолжаться несколько часов, но это тоже, похоже, никого не смущает. Разве что таких вот нервных товарищей, которых живут этажом ниже. Говорят, что тишина – это привычный шум.  

Но привыкнуть к стуку молотка, даже продолжающегося несколько месяцев, по-моему, невозможно. И попросить соседа прервать хоть на час цикловку полов, ибо у тебя завтра экзамен, срочная работа или просто уже раскалывается голова, тоже «рука не поднимается». Потому что лучше уж потерепеть сейчас, чем то же самое продолжится завтра. Хотя если потерпеть еще, то до пятого месяца стучания молотками сверху, боюсь, можно просто уже не дожить.  

Иногда кажется, что этот звук начинается исходить уже из нескольких квартир. Потому что, наслушавшись «ремонтного» шума, многие вдруг вспоминают, что и им надо бы, наконец, что-нибудь у себя починить. Выйдя в подъезд, чтобы разобраться, на самом ли деле это так или это уже галлюцинации, попадаешь под настоящий водопад Виктория. Потоки грязной воды с шумом бьются о ступеньки и мощным каскадом летят вниз. Ты жмешься к заляпанным стенам подъезда, но все равно избежать брызгов практически не удается. То же самое в летние месяцы происходит и с балконов. Вылить с грохотом галлон воды на свой открытый балкон ранним летним утром – это первое, что делают многие домохозяйки. Все-таки хороший у нас народ, чистоплотный. А кто не спрятался, как говорится, я не виноват. Освежившись таким образом, возвращаешься в квартиру, потеряв всякую надежду хоть на кратковременную тишину, и тут тебя снова настигают какие-то дикие крики с улицы.  

Вообще в том, что европейские и мировые чемпионаты по футболу проходят с определенными перерывами в несколько лет, наверно, есть своя железная логика. Ибо дворовые чемпионаты по футболу так и так проходят ежедневно по несколько раз на дню. Все это весьма похвально, никто не спорит – надо же детям где-то играть. Если бы не одно «но». Юные футболисты обладают не только футбольным темпераментом, но и громогласностью футбольных фанатов. Следить за счетом матча и за передвижениями футболистов можно даже при закрытых окнах и находясь на другом конце квартиры.  

В этом обилие шума на все случаи жизни, остается только один выход – хоть на время заглушить эту какофонию... какими-то своим, собственным шумом. Можно запустить старую стиральную машинку, а лучше всего подойти к магнитофону и включить первое попавшееся – главное, чтобы погромче. Все шумы поглощаются в одночасье чем-то пусть таким же громким, но хотя бы мелодичным. И хоть перегородки продолжают периодически вздрагивать, мяч биться о балкон, а инструментального трио безуспешно пытается перестучать музыку, но под грохот уже собственных и, следовательно таких родных динамиков ты, наконец, с облегчением опускаешься в кресло. Вот она – долгожданная тишина.  

Можно ли применять к нашим чувствам какие-то точные науки или, например, математические термины? Все говорят, что нельзя, но мне кажется, что порой это срабатывает.  

Например, «действие равно противодействию». Если человек влюблен, молод и – как следствия всего вышесказанного – непомерно настойчив, то действие равно противодействию, то есть чем больше вас отталкивает объект вашего обожания, тем больше вы тянетесь и стремитесь к нему.  

Или «минус на минус дает плюс». Я бы не сказала, что, например, антипатия и антипатия дают в результате идиллию взаимоотношений, но, в конце концов, любое (даже минусовое) отношение, если оно взаимно, это гораздо лучше, чем безответная симпатия-плюс. А все эти заумные математические уравнения с тремя неизвестными… Как все «просто» в этом смысле в любви, ведь это уравнение с тремя известными неизвестными – не что иное, как любовный треугольник.  

Думаю, мало найдется людей, которые хотя бы раз в жизни не оказывались той или иной стороной этого треугольника. Бывало, что мы, как вальяжная гордая гипотенуза, принимали знаки внимания двух противоборствующих катетов; или же, наоборот, выяснялось, что у нашего объекта любви есть еще какой-то катет. Многие одинокие люди порой согласны даже «снять угол в любовном треугольнике», желая урвать хотя бы часть ласки и тепла. Но во всех случаях, долго пребывать в этой геометрической фигуре очень сложно, а порой и невозможно.  

Более легкий, на первый взгляд, вариант уравнения, когда вы, заранее зная о наличии гипотенузы и ее (его) катета, становитесь третьим (третьей). Казалось бы, Вы изначально знаете, на что идете, и бунтовать спустя время по поводу уже существующего до вас предшественника (предшественницы) глупо. Но даже в этом случае вас хватает ненадолго, особенно, если Вы влюбились. И все увещевания, что «убрать» второго (вторую) невозможно хотя бы потому, что это, например, семья, не действуют. Поэтому в большинстве случаев, остается только искать выход. А лучший выход из любовного треугольника – это идти на все четыре стороны.  

Может показаться, что легче всего в любовном треугольнике «гипотенузе» – лежит себе между «катетами» в двойной любви и ласке. Но это обманчиво. Если честно, мужчин-«гипотенуз» встречается во много раз больше, чем женщин – но не потому, естественно, что женщинам оказывается меньше внимания и вокруг них крутится меньше претендентов на место «катета». А потому, что мужчине-«гипотенузе» гораздо проще существовать в любовном треугольнике, тем более, если один (одна) из «катетов» – это уже просто привычка или законная жена, с которой все равно не разведешься. Конечно, есть и много случаев, когда мужчины беспощадно рушат этот замкнутый круг, но надолго ли?  

Намного сложнее женщинам – в силу своей эмоциональности и моногамности. Принимать ухаживания огромного количества кавалеров и флиртовать – это нормально, но если женщина дала кому-то весомый статус «катета» – для нее это уже серьезно. Предвижу споры или несогласия по поводу данного абзаца – но это лишь мое субъективное мнение.  

Конечно, и от смен ориентаций, и прочих (ставших почти нормой) атрибутов любовно-интимных отношений уже никто в обморок не падает, хотя мне всегда было интересно, что же нарисовано на флаге сексуальной революции? Но все сказанное логично отразилось и на составляющих нашего старого знакомого – любовного треугольника.  

Ситуации «он-она-он» или «она-он-она» еще, на счастье, преобладают (иначе программа президента по повышению рождаемости провалилась бы изначально), но зато появились новые составляющие любовных треугольников, например: «он любит ее, она любит ее». Один молодой парень чуть не наложил на себя руки, узнав, что его девушка ушла… к девушке. Он все повторял, что если бы она ушла к другому мужчине, он перенес бы это во много раз легче. Не знаю, как потом сложилась его личная жизнь, но на момент нашего с ним знакомства он ненавидел всех женщин планеты. Печально будет, если и он когда-нибудь окажется в другом треугольнике, где уже будут одни только мужчины.  

И даже после всех этих (на самом деле, нешуточных) страстей кому-то даже в рамках любовного треугольника становится тесно. Знаю еще одну реальную историю с любовным… квадратом: «она – ее муж – ее любовник – ее любовница». Самым «тупым углом» в этом любовной фигуре высшего пилотажа был муж, ибо он ни о чем так и не узнал. Ее любовница и ее любовник о существовании друг друга знали – потому что, когда она была с ним, ей звонила та, когда она была с той, ей звонил он. Не запутались еще? Вот-вот. К счастью, любовник и любовница так и не встретились друг с другом, но заочно устраивали сцены ревности, причем любовник приходил в неописуемую ярость или впадал в плаксиво-умоляющее отчаяние от наличия соперницы. Соперница же более снисходительно и даже лояльно относилась к сопернику, не считая, как она говорила, его особым уж конкурентом – по крайней мере, в аспекте чувств к себе.  

Да нет, она просто по-своему любила всех... троих. Этот черный от всеобщей безысходности квадрат «Малевича» должна была разрешить именно она, но никак не находила в себе сил – хотя приводить ее в себя после очередного нервного срыва приходилось нам, ее друзьям. В результате, после 3-4 месячного существования квадрат превратился в треугольник – любовница ушла. После этого «гипотенуза» сразу же дала от ворот поворот любовнику – и совершенно разбитая вернулась «в семью, в коллектив, в работу», клятвенно и вроде навсегда отказавшись от своего права на «лево».  

Видите, что с людьми делает любвеобильность? И именно любвеобильность в прямом смысле этого слова, а не сексуальная разнузданность. Потому что почти все известные мне случаи с любовными треугольниками и даже квадратами были замешаны именно на кратковременной влюбленности или большой любви, но никак не на сексе. Поэтому в любовном треугольнике обычно нет ни победителей, ни явно проигравших (даже если это «катет», от которого ушли к другому «катету»). Потому что вообще в любви не бывает проигравших – бывают только пострадавшие. А пострадавшие в любовных треугольниках, на мой, взгляд, все. Даже «гипотенузы». Вы скажете: ничего себе «гипотенуза»!