Повезло мне спозаранку
Обрести души покой:
На карельском полустанке
Я в траве лежу бухой.

С дачным плюшевым народом
Не хочу спешить на пляж.
И сливается с природой
Мой понтовый камуфляж.

Вижу облако-кораблик,
Парус – белого белей.
Широко раскинув грабли,
Утверждаюсь на земле.

Поздно вредные привычки
На целебные менять...
И уходят лепиздрички
Совершенно без меня.

Отклонение от курса:
Вот маячит винный магазин.
Я в нетрезвые шаги переобулся
И лечу на выставку один.

А на выставке, среди картин и стульев
Женщины порхают и воркуют,
Мышки-девушки сверкают и снуют,
Взгляды осторожные дают.

Как трамвай идет по рельсам,
Чуть звеня и чуть летя,
Я притрагиваюсь к креслам
И волнуюсь как дитя.

Заключенным в золотую раму
Пьяных и влюбленных не понять.
Я из кресла бархата воспряну,
Чтоб шаги неслышные догнать.

Мы дома. Долгий дождь тому виновником.
И лужи расплескались за края.
Пока еще с тобою не любовники,
Но, кажется, что больше не друзья.

В границах нашей ночи укороченной
Летящие часы наперечет.
И дуем мы на чай сосредоточенно,
Пытаясь делать вид, что горячо.

К стеклу рябина прислонилась листьями,
Простор наполовину заслоня,
Где в сумерках колеблется таинственно
Размытый контур завтрашнего дня.

Европе снова был оглашен диагноз. Услышав его, Могерини заплакала…

Смерть уже рядом. Она даже не дышит в затылок, но смотрит в глаза. Она очевидна и конкретна.

И если не изменить образ жизни, если не заняться серьезнейшим лечением, предусматривающим кардинальные ограничения, громадные затраты и болезненные процедуры, то летальный исход будет предопределен.

Сегодняшние теракты – только звонок. Не первый, да. Он очередной. Звонарь бьет в набат, но его не хотят слышать. Убеждают себя, что это ветер раскачивает колокол. И надо подождать, когда распогодится…

А пожар вскоре обрушится на тех, кто не внимал набату. И покажется им, что пламя взялось внезапно и ниоткуда. И не будет сил сопротивляться его истребительному натиску. И многие погибнут в нем, а оставшиеся в живых позавидуют мертвым.

Все эти европейские теракты – лишь обманное движение. Способ направить внимание Европы в сторону от основного замысла, уготовленного ей. За последний год в ЕС проникли десятки тысяч молодых мужчин. Несколько дивизий мотивированного, злого, дисциплинированного врага. Который ждет сигнала ко дню Х.

Пока спецслужбы гоняются за несколькими террористами, пока европейские власти вычисляют организатора и выискивают ящик взрывчатки, идет подготовка к Армагеддону.

В назначенный час будут захвачены не больницы и школы, а огромные города с миллионами заложников. И там воцарится ад. Людей станут резать, насиловать, грабить. И власти ничего не смогут сделать в ситуации абсолютного хаоса городских кварталов, где перемешаются насильники и жертвы.

Могерини поняла это и заплакала…

В скором времени Европа примет решительные меры, уверен я. Какие? Правильно! Она продлит санкции против России, конечно. И введет новые.

Тупые бараны решили самоликвидироваться. Дегенераты задумали прекратить свое существование. Европа уходит с исторических подмостков…

Мир праху.

Пусть повезет в заснеженных полях
Избегнуть спячки вечного ремейка.
И заменить отчетливость нуля
Уклончивостью сломанной линейки.

И, позабыв про горе от ума,
Найти окно небесное в палате.
И принимать за утренний туман
Вселенский дым рассеянных галактик.

Сквозь бури, грозы, катаклизмы
Влачим мы бренную печаль.
От столбняка до аневризмы
Врачует долбанный грааль...

И я скажу своей невесте
На полпути в ночной ларёк:
Надеюсь, что мы будем вместе,
Когда наступит рагнарёк.

Выйдешь на улицу. Тихий вечер
Скучно и хочется спать
Вдруг оклик тревожащий: Ветер! Ветер!
И ничего не узнать

Там, где скамья испокон стояла -
Барбариса кусты
И здесь, где ты никогда не бывала
Вдруг появилась ты

Мне казалось, что жизнь конечна
С тобой или без тебя
И вот ты мне отвечаешь: «Конечно
Но мне не хватило тебя»

Вечер ветреный – жив и вечен
Вызванный куст – с него можно есть
А человек – он человечен
Весь только сейчас, весь только здесь

Лопата -
ладная, прямая,
имеет душу и талант.
Она железными плечами,
Россию держит – как атлант.

Автор

Народ – забыл – вождей и веру.
Вопросами – хамит премьеру.
О ценах, пенсиях, зарплатах,
и бедствующих депутатах.

Ответ его, весьма, некстати.
Мол – денег нет. Мол,
всем не хватит.

Васильева и депутаты
- не доживают до зарплаты,
хоть крыша есть – без стен и хаты.

Не всем – с премьером – повезло.
Добро в семью, бездольным зло.

Терпи, народ! Молись, народ!
И не смотри премьеру в рот.
Тебе он, вовсе, не товарищ.

Тем более – не Ланцелот.
Бери за черенок лопату.
Закапывайся в огород.
__

А нам – чё ждать?
Какой – холеры?
Мы – не народ,
- пенсионеры.
Медвежьей,
- алчной,
ихней,
эры,
_
.

Не так давно исполнился год, как не стало Бориса Ефимовича. Оппозиция вышла на улицу, возглавляемая Касьяновым, Навальным, Яшиным. И вспомнилась мне старая народная мудрость: громче всех кричит, чтоб вора ловили, тот, кто сам и украл…

Ознакомился недавно с телефонной прослушкой, где Немцов беседует с товарищами по сопротивлению кровавому путинскому режиму. Раскованные такие разговоры, доверительные. И нарисовался некий психологический портрет убиенного политика. Этакого саркастичного циника, усталого эгоцентриста, язвительного умника, неотразимого самца.

Он постоянно дает определения своим коллегам по оппозиции, как мужеского, так и женского пола. Типа – б**дь, сука, уродина, телка, мразь, подонок, дебил, идиот, пидр. И не забывает посылать товарищей в пешее сексуальное путешествие. За глаза, конечно. Впрочем, нисколько не беспокоясь тем, что слова его тайной не останутся.

Матерится Борис Ефимович привычно и естественно, не оглядываясь на то, с кем говорит. Очевидно, что все эти коллеги ему смертельно надоели, что он считает себя более ярким, умным, значительным. И ничуть не скрывает этого. Этакий Гулливер в стране лилипутов…

И вспомнился мне Лермонтов Михаил Юрьевич. Боже меня упаси сравнивать меру таланта, но определенное сходство в чертах характера лежит на поверхности.

В советский период некоторые историки утверждали, что Лермонтова погубил царский режим. За вольнолюбие и правдоискательство. Тогда как убил поэта его длинный язык, подкалывающий окружающих с каким-то остервенелым постоянством.

И выстрел Мартынова был следствием отсутствия фильтра, без которого светский базар превращался в обиднейшие подначки.

Кому было выгодно убийство Немцова? Путину? Да ничего кроме головной боли это Путину не дало. Потому что серьезной конкуренции Немцов ему составить не мог, а реакция Запада была изначально ясна.

А вот лидеры оппозиции, убрав превосходившего их по своим способностям конкурента, извлекли большую пользу. Касьянов стал вождем, а Навальный с Яшиным составили ему ближайшую свиту.

Покушение на Немцова было обставлено театрально. Рядом с Кремлем, патетически так… Чтоб весь мир цивилизованный ужаснулся злодеянию кровавой гэбни! Да и чеченцев в исполнители наняли, чтоб показать небезызвестный вектор: Путин – Кадыров – киллеры.

Вот только переборщили малость. Театральность зашкаливает шибко. И Станиславский с того света опять признается в атеизме…

И предстал передо мной Порфирий Петрович незабвенный.

– Так... кто же... убил?

– Как кто убил? Да вы убили, Родион Романыч! Вы и убили-с...

– Это не я убил…

– Нет, это вы-с, Родион Романыч, вы-с, и некому больше-с!

В трепете листьев вяза
Чудится дрожь ресниц.
Готовы из глаз упасть
Слёзы обиды ниц.
И вдруг, отступает каприз:
Улыбка, как ясное утро.
Приветливей стала как-будто
К щебету ранних птиц,
Песней тебе понравиться.

Обида сходит с лица
И вот, ты опять красавица.
И ветер вдобавок южный
Взъерошил твою причёску
–Не одолжишь ли расчёску?–
Порылась в сумочке модной
С кожаной ручкой-змейкой,
Бретелькой через плечо.
– Конечно, – (вздохнул облегчённо).
В улыбке исчезла обида.
... Мне вспомнилась девушка Лида.
Любил я её горячо.

8 мая 2008

Arifis - электронный арт-журнал