Зайчиха подняла скандал:
В зубах у Волка муж застрял.
Прошу, родные, помогите
И Зайца моего спасите.
Тут Муха рядышком летела.
- Помочь всегда святое дело!
Я постараюсь. В чём вопрос?!
…Догнала Волка. Влезла в нос.
И там его пощекотала.
Пытался он терпеть сначала.
Но с Мухой справишься едва ли.
Не зря её нахальной звали.
Волк пасть разжал, потом чихнул…
Счастливый Заяц улизнул.
Что этим я хотел сказать?
- Никем нельзя пренебрегать.
Какая допотопная деревня!
И бедность, как счета в небесном банке...
В оконце настоящая царевна
со взглядом нестареющей цыганки.
На ней «Шанель» висела бы шинелью,
и яхонты тускнели бы, как стёкла...
Всегда не бриллианты – бакалею
оценит житель дальнего посёлка.
Свои тут заморочки политеса,
остыли на тарелке два пельменя...
В беседе с гостьей тает поэтесса,
и кофе убегает на поленья.
Ударь – меня до слёз не довести,
Я выживу, я сильная! Я знаю...
Так часто разбегаются пути...
Привыкну, пережду, перестрадаю...
Ударь, я только кротко улыбнусь:
Души моей ты заковать не сможешь!
Ни злобы, ни обиды – только грусть,
И эта боль всех радостей дороже!
Ударь... ты не достанешь до небес.
Я выживу, я справлюсь, я сумею!
В глазах моих вражда теряет вес;
Убей, освободи меня, я верю!..
У тревоги в плену,
Словно в клетке душа.
Ночь не клонит ко сну,
День не стоит гроша.
Под ногами земля
Вновь уходит.Держись!
Тучи день ото дня
Омрачают мне жизнь,
Но, в который уж раз,
Уцепившись за луч
Сердцем сказанных фраз,
Вырываюсь из туч!
Осень, мысли не кружи,
Словно листья рваные,
Золотые витражи
Не стирай туманами.
Не засыплет листопад.
Не боюсь я проседи.
Жизнь моя ни рай, ни ад,
А проделки осени.
Дождь обиду ворожит,
Я его не слушаю.
И под парусом души
Проплыву над лужею.
От порога до окошка,
Стариною хороша,
Расстилается дорожка,
Самотканая душа.
Детских платьицев кусочки,
(Хоть и выцвели давно.)
Пробегая плотной строчкой,
Образуют полотно.
Это бабушки работа.
Словно времини река
Донесла ее заботу
И любовь издалека.
Рассыпаются горошком
Блики солнца на лету.
Я по старенькой дорожке
К Богоматери иду.
Подхожу я помолиться,
Но теперь уже одна.
Заскрипела половица
Как в былые времена.
Осветился лик туманный,
Вижу бабушки глаза!
Знать, дорожкой, самотканой,
Выстлан путь на небеса!
«Любимая – жуть! Когда любит поэт…»
Б.Пастернак
…Дыханье сбивается, губы немеют –
Я тему веду, как дышу, как умею,
Чтоб вдруг оборвать при великом народе
На самой высокой – неслыханной – ноте…
Бывают у каждого эти – до стона –
Мгновенья, что требуют встречи достойной,
Все прежнее – только настройка оркестра –
Так ждут революции, смерти, ареста.
Любимая! Жуткое счастье какое –
Пропеть твое имя над черной рекою!
Любимая, как это больно, как больно –
В осенней Москве повстречаться с тобою...
Когда ты в отъезде, но здесь – твои вещи,
Когда ты уходишь – надолго, навечно,
Когда идут слезы от сильного ветра
И прячешь лицо за зеленым вельветом,
Когда твое тело целуют другие –
Люблю тебя, как на Земле – не любили!..
.
Вспомнив с улыбкой меня – минули годы –
Женщина в белом пройдет
в желтом саду.
Из-за чего я погиб? Из-за погоды –
Слишком прекрасен сентябрь
был в том году.
Небо – такой синевы прежде не вспомнить –
Птиц опускало во двор,
на кипарис.
В тихой, не самой большой – в лучшей из комнат
Девочка пряталась, из
здешних актрис.
Я говорил о любви, мучил гитару,
С прозы сбивался на стих,
суп ей варил.
Но пропадали супы с рифмой бездарной –
Ей продавец на углу
фрукты дарил.
Бросил читать ей свое, начал – Бодлера,
Платье концертное шил
из белых штор.
Знал я, что нравится ей друг мой Валера,
Впрочем, не он лишь один.
Но знал я, что
В наичудеснейшем небе
Слышал я дочери лепет,
Видел: качает, лелеет
Дочь мою белая лебедь.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
...Платье заканчивал я. Падала полночь.
Тихо хвалила она
стих и еду.
Было ль что-либо потом, дальше – не помню –
Слишком прекрасен сентябрь
был в том году…
.
