* * *
Он мчался по проспекту, на бегу
Несвязно бормотал, забыв про тачку,
И фонари шарахались враскачку,
В ушах стоял вишнёво жаркий гул.
В подъезд ворвался, вышибая дверь,
И бросился отмеривать пролёты,
Второй… четвёртый… пятый у неё ты?
Да, наплевать… теперь поди проверь.
Звонил, стучался, кажется, раз сто,
Возился ключ, да что у них – засовы?
Открыли – муж, наверное: "Кого вам?
Жену? Нет дома, вы, простите, кто?"
"А я… люблю её, два года с ней знаком,
И, в общем,… было всё у нас с Татьяной"...
"С Татьяной? Но жена моя – Светлана!
Ошиблись вы – Петровы на восьмом,
Хотя Татьяна есть ещё одна,
Но та, пожалуй, малость старовата,
Ну что ж, прощай. Ух, напугал меня ты!.."
Дверь скрипнула,
И лопнула струна…
Дай мне шанс в неизбежности злой,
Посвяти в беззаконную сущность…
Обездоленный в стонах с тобой,
Я представлен в распятную будущность,
У которой изменница-кровь
За душою бежит безвозвратно
В оголенную тайну – в любовь
С блудной радостью троекратной.
На осколках безумных страстей
Догораю с тобою в закатах
И не жду никаких новостей
От тебя, от себя и расплаты…
Встретив на улице милиционера,
я ощущаю себя совершенно нагим:
мне не дано угадать
его мыслей за крепким лбом.
Ведь тот, кто доверил
себя защищать – другим,
например в Греции,
звался не очень приятно – рабом.
Я смотрю телевизор.
Говорят это он сделал меня таким.
Двадцать пятый кадр,
зомбирование и прочий дурдом.
Но разве прогресс не служит
намерениям самым благим:
чтобы ни один человек
не чувствовал себя рабом?..
На далёком Востоке жил мальчик
по имени Аладдин.
У него была лампа
и верблюд с одиноким горбом.
Выпуская джинна, нужно выяснить:
кто из вас господин?
И кто в большей степени
станет лампы несчастным рабом?..
Мы согласились, чтобы нам
выбрали правильный гимн.
Благословили его
не распятьем, а новым гербом.
Но ведь тот, кто доверил
решать за себя – другим,
где бы ни жил он,
зовётся всё так же – рабом.
Ботинки, вы старая пара,
Вы видели много всего.
Лизало вас пламя пожара:
Оно вас не пережило.
Вы были солёной водою
Спелёнуты крепко и врозь.
Теперь уже вы с бородою,
А воду увёз водовоз.
Взошли из своей колыбели
И ветру смотрели в лицо.
Вчера ветер умер в постели.
Сестра уронила кольцо...
Кольцо закатилось под печку,
И доктор потерянно встал…
Тебя обнимая за плечи,
Я чувствую, что опоздал.
И, тихо снимая ботинки,
На тихих, усталых ногах
Вхожу в незнакомый и дикий
Холодного времени прах…
Мишка, ты брат мой, мишка.
Ты косолап и тёмен,
Умеешь на велосипеде
Кататься. А я не умею.
Я руки дыханием грею:
Пар бел, а мороз огромен.
Тепло ли тебе за решёткой?
Какой нынче день короткий.
В нашей с тобой, брат, жизни
Немного было открытий:
Облако ль пролетело,
Солнце ли село и встало.
Мало? Совсем не мало.
Прутья согнуть и выйти
Туда, где бегут трамваи,
Где сердце в груди пропадает.
Мимо изящных линий,
Мимо сугробов чёрных
Мимо каменной птицы,
Что молча взглядом проводит...
Видишь, зима уходит,
Звёзд исчезают зёрна –
Мы лапы дыханием греем
И живы, хоть не умеем
Жить.
