"Мир — рвался в опытах Кюри
Ато́мной, лопнувшею бомбой..."
Андрей Белый
Господь шёл по Земле, людьми убитой.
Спотыкаясь, в нимбе чёрном, без сияния.
Он плакал навзрыд, скорбя и каясь: -Зачем,
зачем Я человеку дал Землю, разум и знания?
Руины – руины за горизонт.
Им нет предела, конца и края.
И ветра вой – похоронный стон,
по Матери мёртвой не – умолкает.
Господь шел по Земле – в дыму и огне.
Босыми ногами – по раскалённой золе.
___
Хаос развалин – смертью обугленных.
Среди развалин – стол письменный.
За ним человек бессмысленный.
Играет в войну – серьёзно.
Воюет – не для забавы.
Без компьютера, и,
монитора, на,
разбитой,
клаве.
Ему не дано знать – что он,
единственный на Земле.
Идиот – Победитель,
в окончательной,
в последней,
мировой,
войне.
Ни Америки, ни России.
Нет ни одной страны.
Света белого – нет,
и птицы Сирин.
Ни муравья,
ни травы.
______
Господь шёл
к этому человеку.
Рассудок ему вернул.
Спросил: – Что хочешь?
На Господа он смотрел,
сквозь прорези балаклавы.
- А ты, Господи, сможешь дать,
комп, монитор и стильную клаву?
- А как же – Отец и Мать?
- Не воскрешай их, Боже!
Они, мне мешали играть!
Мне игры людей дороже.
______
Господь вздохнул и продолжил путь.
Где Он ступал, трава пробивалась.
Скорбил и мучил, и мучил себя:
- Ошибся! – Какая жалость!
Когда, Он Землю – пешком обошел,
за много-много дней и ночей,
изрёк: – Вовеки веков!
Да будет Земля!
Без людей!
До вечера – шёл дождь.
Утром – упала роса.
Бог поднял руки,
как – крылья.
И поднялся,
в небеса.
Календарь. Тринадцать. Пятница.
Полночь. Полная луна.
Не дрожи, моя красавица.
Выпей сладкого вина.
Полночь. Пятница. Тринадцать.
Заплетаются слова.
Перестань зубами клацать –
Это тешится сова.
– Что там, скрипнула калитка?
Дверь сорвалась ли с петель?
Ярко-красная накидка
Опустилась на постель? –
Это мышь висит на ветке
Под тарелкою Луны.
Не дрожи от страха, ”детка“.
Мы с тобой обручены.
Говорю своей зазнобе:
”Вот же глупая, не трусь.“
Отвечает мне в ознобе:
– Милый, я тебя боюсь. –
Календарь. Тринадцать. Утро.
”Детка“ мертвенно-бледна.
Мне приятно и уютно.
Выпил кровушку ”до дна“.
декабрь 2002-январь 2003
Сорвали покров тишины
И опять будь готов
То ли голос муторный старшины
То ли песня без слов
Не заводится что-то мотор
Заводи заводи
Ненавистен так этот повтор
Что темнеет в груди
Не берусь сказать что за гусь
В ночь ушлепал по мелкой воде
Я и себя не берусь
Объяснить зачем я и где
Был отмечен вдали часовой
Был замечен легкий свозняк
Так и дальше с песней пустой?
Никогда, никак
Глаза, что небесная синь.
Фигура – богине подобна.
Стоим на качелях с Люси:
”Вы нынче, Люси, бесподобны!“
Она, мне, с улыбкой: ”Мерси!
Мне слышать от вас это лестно.“
Взлетали качели ... – ”Люси,
на вас панталоны, чудесны!“
Зарделась – прекрасна вдвойне.
”Вы, плут, ловелас, искуситель.“
Качели – в небес глубине.
... ”Ах, если хотите, смотрите.“
4 августа 2006
Эхом эхо на краю обрыва.
Впереди не миф – Большой каньон.
Всё реально и необъяснимо:
Лет каньону будет миллион.
Или миллионы, миллиарды?
В немоте величия пласты.
Человек, и это будет правдой,
Не достоин этой красоты.
Он стоит и перед ним эпохи
Дремлют в разноцветных срезах гор.
И с ехидцей думает: – Неплохо,
Я вот жив, а он, огромен, мёртв. –
Тешится тщеславием капризным,
С головы до пят погряз во лжи,
Зная, что исчезнет он из жизни,
А каньон и дальше будет жить.
20 октября-18 ноября 2014
Он ушёл и оставил дорожку из искр,
Как огней на бескрайнем мосту,
Будто по пыли путь прочертил скарабей,
Память-шарик катя в пустоту.
Он запрыгнул кузнечиком так высоко,
Что ладоням его не накрыть -
Волосатым ладоням горячей зимой
К серой тверди его не прибить.
Пролетит ли весна над бескрайней зимой
Белым пухом над чёрной водой?
И лежащий под нею, недвижный, немой,
Вверх поднимется, вновь молодой.
Небесная афра на синем вверху
(Высокие сосны под ней как трава),
Осталась в озёрах, раскрытых на мху.
В них падают звёзды, вода их жива.
Известно ли завтра летящим во сне?
Оно где-то рядом, готово и ждёт -
В чём смутная правда уснувших на дне
Когда сверху движется кроющий лёд.
И снова сжимается сфинктер в груди.
Источник внутри не иссякнет, кипя.
Стропила основ покосились в пути,
Дрожат и поют, бурь порывы терпя.
Вечернее небо мне кажется красным,
Река марганцовкой черна.
Цветы не видны, а деревья неясны.
На куполе медном луна.
Она создаёт эфемерные тени
На серой дощатой стене,
Пустотных козлов, пожирающих время,
Ведёт по другой стороне.
Гранитный танцор на расколотых плитах
Качнётся и сделает шаг.
Фарфоровых глаз, равнодушно раскрытых,
Коснутся свет ночи и мрак.
Средь многих чудес то стеклянное чудо
Не больше чем тень от огня.
Шагая по залам, заглядывал всюду.
Оно за спиной у меня.
С небом что-то случилось – кто знает, зовут это дождь.
Копья Зевса не колют холодные серые тучи.
Каплют слёзы Исиды – скользнула в одеждах летучих,
Столько лет не найдёт, и никто ей не в силах помочь.
Торжество садистических сил свило в жгут эту ночь,
Но с паденьем оков оказалось, что нечто разъято
И уже не зовёт, не звучит, как звучало когда-то.
Всё как сети натянутой с мушкой мятущейся дрожь.