Эхом эхо на краю обрыва.
Впереди не миф – Большой каньон.
Всё реально и необъяснимо:
Лет каньону будет миллион.
Или миллионы, миллиарды?
В немоте величия пласты.
Человек, и это будет правдой,
Не достоин этой красоты.
Он стоит и перед ним эпохи
Дремлют в разноцветных срезах гор.
И с ехидцей думает: – Неплохо,
Я вот жив, а он, огромен, мёртв. –
Тешится тщеславием капризным,
С головы до пят погряз во лжи,
Зная, что исчезнет он из жизни,
А каньон и дальше будет жить.
20 октября-18 ноября 2014
Он ушёл и оставил дорожку из искр,
Как огней на бескрайнем мосту,
Будто по пыли путь прочертил скарабей,
Память-шарик катя в пустоту.
Он запрыгнул кузнечиком так высоко,
Что ладоням его не накрыть -
Волосатым ладоням горячей зимой
К серой тверди его не прибить.
Пролетит ли весна над бескрайней зимой
Белым пухом над чёрной водой?
И лежащий под нею, недвижный, немой,
Вверх поднимется, вновь молодой.
Небесная афра на синем вверху
(Высокие сосны под ней как трава),
Осталась в озёрах, раскрытых на мху.
В них падают звёзды, вода их жива.
Известно ли завтра летящим во сне?
Оно где-то рядом, готово и ждёт -
В чём смутная правда уснувших на дне
Когда сверху движется кроющий лёд.
И снова сжимается сфинктер в груди.
Источник внутри не иссякнет, кипя.
Стропила основ покосились в пути,
Дрожат и поют, бурь порывы терпя.
Вечернее небо мне кажется красным,
Река марганцовкой черна.
Цветы не видны, а деревья неясны.
На куполе медном луна.
Она создаёт эфемерные тени
На серой дощатой стене,
Пустотных козлов, пожирающих время,
Ведёт по другой стороне.
Гранитный танцор на расколотых плитах
Качнётся и сделает шаг.
Фарфоровых глаз, равнодушно раскрытых,
Коснутся свет ночи и мрак.
Средь многих чудес то стеклянное чудо
Не больше чем тень от огня.
Шагая по залам, заглядывал всюду.
Оно за спиной у меня.
С небом что-то случилось – кто знает, зовут это дождь.
Копья Зевса не колют холодные серые тучи.
Каплют слёзы Исиды – скользнула в одеждах летучих,
Столько лет не найдёт, и никто ей не в силах помочь.
Торжество садистических сил свило в жгут эту ночь,
Но с паденьем оков оказалось, что нечто разъято
И уже не зовёт, не звучит, как звучало когда-то.
Всё как сети натянутой с мушкой мятущейся дрожь.
Всё, прощай он ей сказал.
Не сказал её до свидания.
И уехал на вокзал,
Хлопнув дверью. В наказанье?
Время шло. Оно лечило.
Снег сошёл, весной обласкан.
Время – доктор и учитель,
Даже если жизнь – не сказка.
И она переживала
И жила в дневных заботах.
И уход пережила –
Вышла замуж за кого-то.
Этот кто-то стал любимым,
Стал опорою надёжной.
И её он полюбил
Искренно, как только можно.
Всё, что ей казалось сказкой,
Стало явью, стало былью.
И не ссорились ни разу
Те: любимая с любимым.
Ну, а тот, кто ей сказал,
Всё, прощай, быть может тоже
Жизнь свою с другой связал.
... В жизни всё случиться может.
7 сентября 2015
* * *
Для учёных больше нет сомнений,
Решена загадка Бытия:
Созданы мы ради сновидений,
Нас доят, короче говоря.
Рвёмся ввысь, мечтаем о свободе,
Пробуем поладить без войны,
Но, едва заснём, Дояр приходит
И до капли выжимает сны.
Неисповедимы Его планы -
До конца, конечно, не понять
Промысел затейливый и странный
И смешно, тем более, пенять.
Бренный мир не абы как устроив,
Чтобы не сошли совсем с ума,
Бьётся Он за качество надоев,
Подбирая в опытах корма.
Разыгрался ветер за овином,
Шелестят осины на краю…
Напевает снова мама сыну:
- Спи, малыш мой, баюшки-баю.
Что же ты, заходи, гость непрошенный.
Дверь плотней за собою закрой.
Потолкуем с тобой по-хорошему,
Под метели навязчивый вой.
Я всю жизнь был в плену обаяния.
Не скажу – до безумия рад.
Ведь, с тобой посидеть за компанию,
Завещал мне расстрелянный брат.
Не робей. Что на стуле заёрзал-то?
Всё, что было, травой поросло.
Это верно: молчание – золото.
А ещё: мне по жизни везло.
Удивлён? Брови-дуги в неверии.
Что ты встал? Не спеши, посиди.
По приказу товарища Берии
Замаячил мне срок впереди.
... Угощайся мочёною клюквою...
Спас меня от расстрела платок.
Жёнка вышила точками буковки:
”Мой любимый, храни тебя Бог.”
Вот, как видишь, с тобой философствую.
Отсидел... Не хочу вспоминать.
Лишь жалею, жену мою, Софию
Не сподобил Господь повидать.
Говорят, пообвыкнется – стерпится.
Ты устал от рассказа, поди?
Чу! Гляди-ка, нелёгкая бесится,
Из ночной вырываясь груди.
Чифирил я, он трубкой попыхивал,
Исподволь ухмыляясь в усы.
Огонёк фитиля дробно вспыхивал,
Освещая стенные часы.
А когда на востоке забрезжило,
Отступила морока с болот,
Молчаливый ушёл по валежнику.
Не спросил я, куда он идёт.
С той поры двери в доме все заперты.
Всякий путник ходи стороной.
Только ветер, как нищий на паперти,
Тихо плачет ночами со мной.
15 февраля 2004
