Берег реки. Уходит ночь по песку,
Не оставляя следа.
И улетают зарницы за горизонт,
Уходят вдаль облака.
Холодно ждать. Уже погасли угли в костре
И сил нет терпеть.
Но, что-то сделать, наверное, больше нельзя.
В гости ко мне приходят братья и сестры,
Приходят друзья.
Садятся рядом, смеются и песни поют
И пьют, то, что я.
Потом уходят в реку и машут рукой.
И не понятно, что дальше будет со мной.
А, впрочем , это уже все равно, ведь скоро будет рассвет.
А, впрочем , это уже все равно, ведь скоро будет рассвет.
Припев;
Миг перед зарей на берегу реки.
Миг перед зарей на берегу реки
В окружении цветов.
Вот и туман. Уже не видно лица,
Видны лишь только глаза,
В которых есть еще жизнь и даль заснеженных гор,
И блеск зеленых озер.
Берег реки, уходит ночь по песку,
Не оставляя следа.
И улетают зарницы за горизонт,
Уходят вдаль облака.
Припев;
Миг перед зарей на берегу реки.
Миг перед зарей на берегу реки
В окружении цветов.
Марунич Наташе
Глубокой ночью, в три часа,
Я услышал голоса.
Голоса в три часа ночи?
- Не бес ли меня морочит?
Прочёл молитву: ”Отче...“.
Стихло всё. В небе за окном Луна.
Звёзды, как яблоки Рая.
Забылся сном и, вот-те на...
Сцена из родного края.
Девочка стройная. Нет, не на шаре*,
На велосипеде едет, юбка ей мешает.
Колени белеют, как чайные чашки.
Едет беззаботная, Марунич Наташка.
Смуглянка, с улыбкой всему миру-свету.
Стройная, гибкая, навстречу лету.
Чёлка вразлёт – расступитесь дали.
Юность влечёт, крутит педали.
Гляжу, не нагляжусь на эту панораму.
”Подвези, Наташа. Дай присесть на раму.“
Зачем напросился – знают только боги.
Вместе мы с Наташей едем по дороге.
Я в седле – наездник. Наташа на раме.
Миг, соприкасаемся жаркими устами.
Было ли, не было? Приснилось, привиделось?
Открыл глаза: ”Где я?“ – за окном, развиднелось.
* Картина П. Пикассо – ”Девочка на шаре“.
4 марта 2010
Как гром, как засада,
как сложенный втрое,
как сложенный впятеро
глотки бросок;
оглохший от страха,
безмолвно и сразу
пред бездной коварной,
усталый пророк
не знает: как истину
выдать Израилю,
как рассказать
об увиденном сне,
в котором пред ним
непонятное тайное
возникло известием
о завтрашнем дне?
Берёзы – в инее – как облака.
С небес сошедшие на землю.
Болит – из прошлого – тоска.
Я красоте, печалью, внемлю.
Темны, запутаны мои пути.
Сам, на себя, гляжу издалека.
Хочу, до крика, с поезда сойти.
В твои объятия – земные облака.
* * *
Не избыть ни кайла, ни сохи.
Пусть в Рунете ты «солнце в оконце»,
Но не кормят поэта стихи -
Поневоле работать придётся.
Не намажешь на хлеб миражи,
Быстро станешь бомжом без зарплаты.
Даже Пушкин за деньги служил
Камер-юнкером в царских палатах.
Надо дом и семью содержать,
Так уж исстари мир наш устроен.
В кочегары иди, в сторожа,
Чтоб по графику жить «сутки – трое».
Пусть оклад твой – смешные гроши,
И одет ты на диво безвкусно,
Будет время творить от души,
Не за «бабки» – во имя искусства.
Выбирай, что тебе по душе
И по жизни кровь úз носу нужно:
То ли с музою рай в шалаше,
То ль зарыть Божий дар да поглубже.
Ёжик мой, о как ты затопочешь
Гневными пяточками к двери
Когда меня, твоего похитителя и кормильца
Уводят под руки уже увели
Как ты распадешься на не хочу и думать
В опечатанной квартире сгинув, один
На игольчатую неровную шубку
Сам себе приёмыш и господин
Когда новые владельцы в собачьих шубах
Въедут и собака их зарычит
На твою смиренную вечную шубку
Огонь в квартирах следователей возгорит
Он будет гореть невидимо всё сжигая
Их книги законов их лица их сытый вой
Они будут жить в огне твоего колючего гнева
В огне моей памяти о тебе брат мой
На радость ли
Ли на беду,
Не от ума большого
Что ли,
Туда, где ветер
В чистом поле,
Остановите.
Я сойду.
Сойду
С последнего вагона,
Сойду с подножки
И с ума,
Чтобы распрячь
И раскума
Моя звезда восходит
Вона.
А в поле морок.
В поле дым.
А в небе месяц
Мрёт,
Пропащий.
А мне мой поезд
Уходящий
Прощально скажет
Тыгыдым.
И напоследок
На бегу,
Под тяжким грузом
Вечных тягот,
Под лунным блеском
Снежных ягод
Застынут тени
На снегу.
Мой крик неслышен,
Он внутри.
Мой страх, невидим,
Пляшет рядом.
И мне вослед
Застывшим взглядом
С перрона глянут
Фонари.
Приятно упасть
В обшитый бархатом,
Сухой, хорошо вентилируемый колодец,
Лежать, как человеческая монета,
На самом дне:
Памяти нет,
Нет сожаления,
Есть окошко света
И все дорогое в нем.
Звякнут звенья цепи,
И где-то под облаками
Мелькнет рисунок бабушкиного лица.
Все ниже и ниже,
Прохладней и прохладней,
Вода принимает форму ведра,
Форму чайника,
Облака,
Леса.
Бабушка принимает
Форму облака,
Форму леса.
Стоим, не плачем.
Стены бархата,
Бархатные ступени,
Дорогие братья и сестры
Смыкаются,
Образуя
Великолепную темноту
Великолепного сна без слов.
Будь у меня место, за которое я расплатился жизнью
Уютное, спокойное, с книгой и облачком когда надо
Я бы дважды подумал, хочу ли я подселять кого-то
Сына, растерявшего память о детстве
Друга с амбициями даже после смерти
Грёзу юных лет, не раз побывавшую в жёнах?
Я люблю вас всех и мне никого не надо
Я при жизни мало смотрел на птиц обычных
На их перья, оперённые светом
Я при жизни мало смотрел на хороших поэтов
На их перья, оперённые светом
Я при жизни в зеркало мало смотрелся
Хорошо, что сейчас во всем отражаюсь
Мне при жизни явили деревья свои души
Спасибо им за это
В новом тихом месте, оплаченном жизнью
Я узнал вас, дорогие деревья мои
Мне при жизни трава показала
Лишь неподобную часть
Был я слепцом, ощупавшим хобот слона
Так вот ты какая, трава
Трудно к тебе привыкать
Но и на новой тебе спать научусь
Мы заснём:
Я и память моя о сыне
Неустрашимом, упрямом, хохочущем
Я и память моя о друзьях
Ищущих и пропадающих в поиске бесследно
Я и память моя о жене и прочих жёнах
Существующих вечно в эротических снах
Облако набухает дождём
Скоро будет дождь
Облако наполняется звуком
Скоро будет дождь
Облако наполняется.
