Зеркала – это мир, где иное играет не с нами,
С отраженьем судьбы, что ещё не успела настать.
Отражая летящие сны, разгорается пламя,
В глубине проявляется истины нежная стать.
И ладонь изнутри и навстречу теплом милосердья
Для птенца, что растерянно падал, но снова взлетал,
Словно чья-то душа, словно чьё-то уставшее сердце,
И вновь воздухом дышит живая прозрачность зеркал.
Рассказывая тихо Вас самой себе,
Теряюсь в междометьях, многоточьях,
И Вас теряю в этих рваных строчках,
Завидуя насмешнице судьбе.
Она играючи из вечности пасьянс
Разложит безо всяких затруднений.
Там для меня – лёд Ваших снисхождений,
Ну, а для Вас – горячечный романс,
Где я запутав нервно кружева из строк,
Обозначаюсь признаками горя,
И ниц клонюсь, уж ни о чём не споря,
И вновь кусаю левый локоток.
Назло себе в печаль весенних первых гроз
Раскрашивая середину лета,
Я всё же, друг мой строгий, к Вам приеду
Стихи менять на прозу Ваших роз!
Речь моя, как тихий поездок.
Чуть постукивая, едет на восток.
Мимо проплывают журавли
И поля взволнованной земли.
Через море пролегает путь:
Не сказать ни слова, ни вздохнуть.
Через звёзды путь проложен мой:
Речь летит прозрачною струной.
И, невидима для сокровенных глаз,
Всё ж спасает, всё ж спасает нас.
Вдоль речки по тропинке,
Конечно – на беду.
На чёрной паутинке
Отчаянье веду.
Понурое, слепое,
С провисшею спиной,
Ему не бегать в поле,
Ему – идти за мной.
Бока в рубцах от плёток
Неведомых возниц,
Мерцает злое что-то
На дне больших глазниц.
Но мне не страшно вовсе,
Я смелый поводырь.
Вплету ромашки в косы,
Слепому дам воды.
Коней бояться мне ли?..
Недолго до беды –
Вон, в облачной купели
Погасли две звезды…
Куда ни беги, от неправды суровой не скрыться,
Зашит по живому фортуны широкий рукав.
Летели мечтаний твоих сизокрылые птицы,
И падали, падали, пулю шальную поймав...
Телами укрыли они землю братской могилы,
И твой каждый шаг – это вызов жестокой судьбе,
На том берегу серых замков возвысились шпили –
Лишь лёгкие тени бросают навстречу тебе.
Куда ни беги, под решечущим грохотом боя,
Рай общий для всех, но горишь в персональном аду...
Мигает маяк, весь горячей обрызганный кровью
Флажков перелётных, сражённых судьбой на лету....
***
Пока исчез я в сумраке не весь,
пока живой – взгляну болящим глазом:
который Пушкин тут, и who он, на фиг, есть?
Устал ногами я и утомился тазом
искать по мрачным улицам его
и вопрошать: ну где же Пушкин, братцы?!
А в темных переулках каково
мне на его живые слоги натыкаться!?
Но дзен-буддизм лелеял я не зря,
вооружившись статуэткой Будды
пристукну Пушкина, и лишь взойдет заря –
сам встану здесь и памятником буду!
Ломтик убывающей луны
Облаком-мышонком с краю сгрызен.
Ветру не прикажешь:
- Хватит ныть!
Порезвился и забудь о брызгах
Спелого дождя.
Ковер дыряв,
Не в порядке звёздная проводка.
Рваной пеленой охвачен ряд
Верстовых столбов небесной ходки.
Залатать бы.
Увеличь накал,
В одеяле шустрых спится слаще?
Празднику мешают облака,
Прогони их, лик впередсмотрящий!..
Пусть закружат искр мотыльки,
Зря ли направляли в путь фотоны?..
Прочь мышонок, ночи коротки
Искупаться в пропасти бездонной.
22.05.2004 редакция 12.07.2007
/из цикла 'Созвучие'/
Андромеда Андромаху
говорила: Мой Андре,
Вам пора сменить рубаху,
андерграунда амбре
провоцирует народы,
создавая прецедент...
И ринит – не от погоды.
Постирайся. Андерстенд?
В тебя нырнув,
выныривать не хочется,
и я стремлюсь блаженно
в глубину,
сквозь свой бардак,
тоску и одиночество,
и в море твоей нежности
тону...
Место моё, утоли, сбереги меня.
Не объясняй, мне не надобно знать.
Вьётся прибрежная тонкая линия:
Безотносительная благодать.
Дуб ли, берёза, орешник, смородина…
Горек на ощупь и сладок на вкус
Плод неизвестный, ты всё ещё родина?
Я потерять ничего не боюсь.
Ты не любила, но всё отдавала мне,
Холод и свет и звезду за окном.
Так обними же руками усталыми,
Благослови мой пустеющий дом.