Arifis - электронный арт-журнал

– Ты не умеешь любить. И вряд ли научишься!  

Галка сказала это категорично, будто диагноз поставила: болезнь неизлечима! И нечего тратиться на лекарства. Бессмысленно!  

Я с удивлением посмотрела на свою одноклассницу – невзрачную, пухленькую, небольшого росточка, в очочках, портивших и так не слишком выразительное лицо.  

Бесцветные Галкины глаза выдержали мой вопросительно-недоверчивый взгляд.  

– Извини, но мне так кажется, – сказала она, будто оправдываясь, но всё же с твердостью, оставаясь при своем.  

...Наша с Галкой дружба всем казалась немного странной. Я – что называется, отличница, комсомолка, активистка. Она – незаметная серая мышка, учившаяся очень средненько, державшаяся наособицу. Жила она в каком-то своем, выдуманном ею мире, со своими событиями, героями, даже необычным языком – этаким «курлю-тюрлюнистым». На этом непонятном «наречии» она обычно тихонько мурлыкала песенки на переменах или после уроков, елозя мокрой тряпкой по выкрашенным в коричневое половицам. Да еще в поле, когда мы осенью собирали хлопок.  

Солнце палило тогда нещадно, совсем по-летнему. Мешок, привязанный к поясу, тяжелея, натруждал спину. Руки, чуть не по локоть исцарапанные сухими хлопковыми коробочками, были к тому же все в цыпках. Все время хотелось пить, а до фляги с тепловатой невкусной водой в центре поля, рядом с тележкой и весами, было как до самого солнца. И до обеда – из привозной надоевшей макаронно-томатной похлебки и нехитрой снеди из дома – столько же!  

Галку эти неудобства, кажется, абсолютно не трогали. Она напевала свои серенады, неспешно наполняя кунжутовый мешок грязноватым, в сухой лиственной пыли, хлопком. И даже не пыталась, подобно нам, выполнять норму. Шла себе самой последней по рядкам, чуть возвышаясь над ними, волоча мешок, и витала где-то не здесь. Может, в средневековой Англии, с благородными рыцарями и прекрасными дамами. Или в Испании, где роковые красавицы с алым цветком в смолянистых волосах восторженно хлопали бесстрашным тореадорам, усмиряющим разъяренных быков... А может, и вовсе в других, неземных, космических далях она блуждала...  

Галка по природе своей не была замкнутой, нет, скорее, молчаливо-задумчивой. Она больше слушала, нежели болтала, как обычно ее ровесницы, обсуждавшие свои девичьи секреты: первые влюбленности, признания, первые поцелуи... Не припомню, чтобы она хоть раз рассказала о чем-то таком интимном – даже мне, самой близкой ей в классе.  

Галка трепетно оберегала свой мир от вторжения любопытствующих к ее необычности, «не от мира сего», но в общем равнодушных к ней самой. Девочка из бедной даже по тем, по-советски уравнивающим меркам, семьи, не блещущая острым умом или привлекательной внешностью, не искавшая общения, всегда с потрепанной книжкой из библиотеки, не слишком интересовала своих одноклассниц. Мальчишки же, в младших классах дразнившие и обижавшие Галку, став старше, и вовсе перестали ее замечать. Она была так же привычна в классе, как парта или доска, но кто же разговаривает с неодушевленными предметами? Наглядные пособия, и те пользовались большим вниманием.  

Галку такое к ней отношение, казалось, совсем не тяготило. Она была всегда ровной, спокойной, терпеливой и – отстраненной. На переменах не щебетала беззаботно с подружками, которых у нее, кроме меня, и не было, по сути. Разве что очередной зачитанный до невозможности библиотечный томик был ей по-настоящему верен и интересен. Она сидела за первой партой, близоруко уткнувшись в книжку, ничего не видя и не слыша вокруг, взбираясь вслед за путешественниками по горным тропам за эдельвейсом или спускаясь в морские глубины в поисках затонувших кораблей, а то и переживая романтические страдания юных дев от безответной любви к кавалерам...  

Я тоже читала, конечно, и очень много. Но книжный, вымышленный, мир не затмевал мне реального. Учеба, спорт, увлечения – да мало ли из чего она состояла, ежедневная жизнь! Не думаю, что Галкина была сплошь виртуальной: до персональных компьютеров в каждом доме в те времена было еще далеко. Но ее реальная жизнь не была публичной, если можно так выразиться по-современному.  

Я-то знала, что Галка – вовсе не серый, безликий, как всем виделось, человечек. Она, много читавшая, видела окружающее – и жизнь, и людей, и события – глубже, была гораздо мудрее нас, обыкновенных подростков. Она не была говорливой, но слушать умела как никто другой. С ней чужая тайна умирала. На нее можно было положиться. В Галке – при внешней рыхлости и некоторой аморфности – чувствовалась мощная внутренняя сила, дремлющая до поры жизненная энергия. Я, со всеми своими пятерками-общественными нагрузками-занятиями спортом-активностью, ощущала себя рядом с ней первоклашкой, взиравшей на мир сквозь романтически-розовые очки.  

Нам с Галкой было по пути после школы до дома. Мы часто и шли вместе, болтая обо всем на свете. Со мной Галка менялась – была открытой, общительной, самой обычной девчонкой. Такое бывало, когда меня не сопровождал, неся мой портфель, какой-нибудь мальчишка из нашего или параллельного класса. В таких случаях она исчезала как-то незаметно и очень тактично.  

Надо сказать, что в те давние времена мне казалось, что сегодня я влюблена в этого мальчика, и он удостаивался чести быть портфеленосцем. А через несколько дней другой уже размахивал двумя портфелями. Но никто из них не мог рассчитывать на мое долгое или всегдашнее к ним расположение. Наверное, я была ветреной: «Сердце красавиц склонно к измене и к перемене...» Или принимала за влюбленность нечто другое – симпатию, ответный интерес, любопытство...  

Боже, я умудрялась созревать и взрослеть физически, оставаясь таким еще ребенком!  

Галка, конечно, была наперсницей моих тайн и переживаний. Хоть и наблюдала за ними больше со стороны или выслушивая мои излияния. Она никак не могла понять моей «легкомысленности». «Как ты можешь так?! Он ведь, наверное, страдает!» – ругала меня Галка, жалея мальчика, которому уже не приходится утруждать себя ноской сразу двух портфелей. Я смеялась в ответ весело, забыв о недавнем воздыхателе. Какие страдания! О чем это Галка? Впереди целая жизнь – и поклонников будет, и влюбленностей, и одного, но на всю жизнь, чувства...  

Понимаю теперь, спустя многие годы, что Галка, жившая в какой-то степени моей жизнью, моими увлечениями, примеряла их на себя. И, поскольку была человеком цельным, очень преданным, не могла так расточительно разбрасываться вниманием противоположного пола. Думаю, полюби она в ту пору, как в омут с головой, и вернее ее не было бы!  

«Ты не умеешь любить. И вряд ли научишься!»  

Галка, Галка, не раз я вспоминала эти твои слова! Жизнь развела нас еще в старших классах, а дальше – и вовсе потеряли друг дружку из вида. Своя, собственная реальность, расстояния, минувшие годы разнесли наши орбиты, которые вряд ли когда сойдутся вновь. Но те, давние наши отношения, детская дружба, образ Галкин живы во мне.  

Как сложилась Галкина жизнь – не знаю. Слышала только, приехав как-то в очередной отпуск, что у нее муж и двое ребятишек. По любви ли вышла замуж? От любви ли родились детки? Нашла ли она сама свою любовь – ту единственную и настоящую? Смогла ли сама любить, как мечталось, как в книжках ее писалось? Или было как у многих – возраст приспел, жених вроде не хуже других, хоть и не лучше. Надо быть не одной. Так принято.  

Я и сама не раз спрашивала себя, и продолжаю это делать и сегодня, когда новое чувство неожиданно, с головой, накрывает меня: любовь ли это? Способно ли я любить так безоглядно и самозабвенно, как сделала бы это, может, моя Галка? Когда прорастаешь любимым человеком. Знаешь, о чем он думает. Что болит в его душе. Как ему спалось без меня... Что снилось...  

Хочется верить, что умею. Научилась. Потому что сердце – через боль, страдания и от любви, и от потерь, и от тщетных нередко метаний, кучи неисправленных ошибок – ценит теперь то, что есть. Что даровано свыше. Не мечтая о сумасшедшей страсти. Радуясь порой самой малости. Щедро отдающей взамен. Потому что я научилась любить саму жизнь – и когда день залит солнцем, и когда пасмурно, и в толпе, и в одиночестве, и в день зарплаты, и в пору безденежья, и когда душа плачет, и когда – поет...  

– Услышь меня, Галка! Я научилась! Умею!