Солнца лучом,
прихотливо и нежно
изобретая
сладчайшие ласки,
на поперечность
судьбы – отогреться,
на параллельность
реки – напитаться,
на невозможность
иных совпадений –
цветом от лип,
чтоб надежда,
как мёдом,
чтобы июльского
цвета одежда
солнце спасла
от ухмылок погоды,
чтобы лучом,
сердцем,
ликом,
судьбою
мне оставаться
рядом с тобою.
Нам вместе и рядом
волшебным распятьем
ладонями-листьями
соприкасаться.
Как тысяча братьев,
что к сестрам
стремятся,
ветвями
упруго и нежно
касаться.
И летнему зною
не сдаться, не сдаться,
и в танце объятий
листвою смешаться.
Июльской надменности
не испугаться.
Тоской изумрудов,
готовых сорваться,
летящие по ветру
легкие платья.
И небо – навстречу,
припасть чтоб
к распятью.
Я сплету ожерелье из звёзд
И на тело нагое надену
Распущу своё золото кос
Запою сладкозвучной Сиреной
Я тебя увлеку за собой
В сад любви по ветвистой аллее
Станет крышей нам свод голубой
А трава – шелковистой постелью
Нежный стон. Уносящий экстаз.*
Лунный блюз вокруг ложа завьется
Я губами коснусь твоих глаз
Сердцем слушая, сердце как бьётся
Ты в ответ мне прошепчешь слова,
Душу мёдом хмельным наполняя
Невесомо сплетутся тела
Мы друг в друге – себя потеряем…
Уносящий экстаз.* – один и пяти видов экстаза Он очень интенсивен и поднимает тело до небес
Эх, кони…
Здравствуй. Как там ангелы?
С чертями дружат или нет?
Спешат, наверно, всею гвардией,
Как раньше мы – на твой концерт.
Ты ведь и там – не сомневаюсь я,
Всю ночь над рифмою корпишь.
Везде найдутся Зины с Ванями,
Ты даже Бога рассмешишь..
Как жаль – что свой куплет – допел ты здесь,
Ночами Нинка слёзы льёт.
Она вдруг стала баронессою,
И этикет теперь блюдёт
Муж – Коля мой – назвался фермером,
Про перестройку всё кричит.
А Борьку – рекордсмена съели мы
И сельсовет давно закрыт.
На днях тут – слышала по радио
(Свет дали часика на три)
Как прежде – пел с Мариной Влади ты,
Я аж всплакнула от тоски.
Эх, кони…..
Всё, захныкал тёзка твой,
(Он как проснётся – так поёт )
От нас – от всех – тебе поклон земной
За строки – что ломают лёд...
Струна задрожит и аккордом прольется
и голос, исколотый словом,
песню из тела тащить надорвется
и хриплым откликнется стоном...
Посол человеческий улиц и гор,
пароль разобщенной надежды,
в комедиях века трагичный актер –
прямой, грубоватый и нежный.
Себя в миллионный тираж запустив,
друзей и магнитофонов,
гитару повесил и закурил
и умер с несказанным словом.
И, где не досказаны Пушкин и Блок,
Лермонтов и Маяковский,
лукавый, и ясный, и честный твой слог
с другими гуляет по-свойски.
Две жизни у смерти не украдешь,
дай бог нам с одной расквитаться,
а ты по России, где хочешь поешь
и после смертельного глянца.
На русской равнине, под русским дождем
лежат твои русские кости.
Быть может, мы все и на свете живем,
так чтобы прийти к тебе в гости,
чтобы за честь ты почел нас принять,
чтоб в жизни посмертной огранки
ты новые песни для нас захотел бы сыграть,
как в жизни былой, на Таганке...
87 г.
Зима в Ираке –
Враки... драки...
Куда ты, брат?
Снаряд!...
Твои разломанные плечи
С вечера
Лежат.
Мороженое мясо –
Брасом...
Брасом!...
Куда ты?
Врешь!
В песке по шею,
Раскинув руки,
Плывешь, плывешь...
Навстречу солнцу –
К лучу,
К оконцу...
Здесь нет окна!
Лакает сука
Ковшами жизни
До дна,
До дна...
Не мужчины, не женщины – так, о чем-то, сквозь сон.
До ближайшей скворешницы – долетим, доплывем,
Доползём и пристроимся – крыл уже не поднять.
А летают лишь вороны – и кричат чью-то мать...
Опять зачиркал дождь по стёклам,
Но на ходу не прикурить...
И пачка мятая подмокла...
Сухих стрельнуть – окно открыть
/9.07.07/
