а.к.
дождями олову пролиться
и запрокинутую в гжель
утопишь голову в странице
высоких росчерков стрижей
от смол и хвои жирных сосен
тропой к кисельным берегам
где меткий блин на рыжем плесе
взлетает детством по кругам
отсчитанным звенящим смехом
в излучине судьба-реки
там рядом радуги и эхо
и мы и наши старики
в испарине дворы и росы
хмельны от трав до медуниц
там взоры голы души босы
там есть ответ и нет границ
медовым хворостом и ныне
июнь там крошится рукой
пока не сохнет и не стынет
любви парное молоко
Грустные мысли спрячу я в шкаф.
Пусть там пылятся, в старых мешках.
Ни кому совершенно не нужные,
Измятые.. не отутюженные.
Может, достану их лет через сто,
От моли – проветривая пальто-
С крупными, яркими пуговицами.
В котором когда-то, давным давно,
Птичкой порхала по улицам.
Дней пролетевших запах вдохну
И окунусь с головой в волну
Ностальгически – трепетной грусти
По далёкой наивной юности...
Неправильно придуманная жизнь,
Придуманная кем-то, но не мною.
Мне лишь предписано прожить её такою.
Запущен маятник: день -динь, день – динь.
День…. Дзинь
Задумавшись, небесный кукловод,
Ослабил струнами натянутые нити.
- Эй, господин! Вы лихо не будите!
Поспешно тучи залепили небосвод.
Подул свободы дух. Беспомощно метаясь
Между соблазнов, бьющих, словно град,
В надежде на какой-то результат,
Я правильность свою создать пытаюсь
Всё! Получилось! Шаг вперёд и… Кукловод
Вновь в руки управление берёт:
День – динь, день – динь. Отсчёт идёт....
Жеребёнок серый,смелый,
Ты весь инеем покрыт,
И морозец так умело
Кистью гриву серебрит.
Серебрит твои ресницы
И кудрявый шустрый хвост,
И звенят на льду копытца,
Звон летит до самых звёзд!
Ножки – тонкие пружинки,
Глазки-ягодки блестят,
На спине лежат снежинки
Как узорчатый наряд.
Не даёшь ты мне проходу,
Грозно смотришь на меня.
Не видал такого сроду
Я отважного коня!
Громко хлопнул я в ладоши,
Ты в конюшню убежишь,
Где гнедая мама-лошадь
Скажет: "Смелый мой малыш!"
Это было довольно давно,
за окном шел какой-то там снег,
а мы пили сухое вино,
и делили один чебурек.
Это было немного смешно,
ты читал мне какой-то там стих,
и мы пили сухое вино,
и глоток был – один на двоих.
Стало в комнате скоро темно,
но зажечь не спешили мы свет,
и мы пили сухое вино,
и немного было нам лет.
Мы сидели с тобой как в кино,
на часах был какой-то там час,
и мы пили сухое вино,
и любили мы в первый раз.
Много было и зим, и снегов,
за витком рассыпался виток,
но люблю до сих пор, видит бог,
в непогоду сухого глоток.
.
* * *
"...Е л е н а задевает один из сосудов, стоящих на
столе, капля из него проливается на пол:
слышится шипение, к потолку взвивается клуб
дыма, на полу вспыхивает пламя...
Е л е н а :
...О-о, поэт... Мне становится ясно,
Что знакомство с тобою опасно...
Слишком много ты... –
(с невольным страхом и восхищением глядя на
расползающийся по полу огненный круг)
...капля одна лишь!.. –
Для поэта умеешь и знаешь...
Ф а у с т выплескивает из другого сосуда немного
какой-то жидкости в пламя – опять шипение, клуб
дыма и – ничего уже нет, лишь чистый и ровный,
как прежде, пол..."
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...Я много знаю и умею...
Я знаю – бред на первый взгляд –
Как растворить в вине камею,
Чтоб получить смертельный яд...
Я знаю, как лечить разлуку,
Как Злого Духа обольстить,
И как отрубленную руку
К плечу обратно прирастить;
Коль муж ревнив — как рыбьи жабры
Тайком в карман ему вложить,
Остыл — куда подбросить жабу,
Чтоб вновь его приворожить;
От сглаза воду пить какую,
Когда — в начале дня, в конце ль?..
И как отлить такую пулю,
Чтобы всегда попала в цель...
Как на холсте смешать на белом —
Чтоб совладать с любой бедой —
Немного вереска с вербеной
И волкозуба с лебедой...
Могу и камни — знаю средство! —
Заставить я заговорить;
И в Лету канувшие тексты
Я знаю как восстановить...
Мне тыщи лет... Я знаю много,
Меня непросто удивить...
...Я знаю, как растрогать Бога,
И как — Его же — прогневить...
.
Я знаю, кем-то позабыты
Глаза, что следуют за мной,
Притягивая как магниты
Неизмеримой глубиной.
Как незаконченную сагу
Твой взгляд пытаюсь прочитать.
А источаемую влагу
Мне не унять и не познать.
Хочу постичь немую горесть,
Что берегут глаза твои,
Как незаконченную повесть
Об уничтоженной любви.
Пусть не найду я в них ответа,
Но лишь бы видеть каждый раз
Ту недосказанность сонета
Твоих непостижимых глаз.
Моя невольная награда,
В мои глаза ты загляни.
В них бесконечная баллада,
Баллада истинной любви.
Это так утомительно, милый, ты знаешь,
о тебе не писать, чтобы чистой осталась страница,
чтобы буквы не смели друг к другу стремиться
и собой обжигать –
словно взгляды мои, словно руки мои,
словно эти, склонённые в чтении, лица!
Это так упоительно, милый, ты знаешь,
о тебе средь бессонных ночей улыбаться и сниться
лишь тебе и жемчужностью нежной зарницы
к изголовью прильнуть –
словно взгляды мои, словно руки мои,
словно эти, склонённые в чтении, лица!
Это так…
а ты знаешь об этом, мой милый?
he need you so much…
Andrey_Grad
she needs this so mach,
так, что impossible
так, что теряя
свой красный мяч,
девочка больше
не ищет способов
поймать как его
и как узнать
зачем в полнолуние
на чужом шабаше
лунным бликом
ложиться
в ладони тёплые
мастер-мастер
ты не тот, и не тот
ты давно уже
и подмастерья твои
проходят сквозь
стёкла мокрые
мутно-серых зеркал
чтобы видеть как
выдирают перья
из крыльев твоих ангелов
и от этого
столь болезненный
ангелов твоих
бумажный оскал
а потом,
оборачиваясь
во Вселенную,
твои подмастерья
налетают лбом
на закрытые двери
***
черной дымкой ночь ложится
на туманные поля
чу, вон мчится колесница
королева в ней твоя
королева в черно-звездном
черно-бархатном и злом
всё случится слишком поздно
слишком поздно под окном
кошки черные мяучат
крысы серые скулят
всё чему ОНА научит
ты готов отдать назад
за застенчивость касанья
робость взгляда, вздоха, снов,
за всего лишь ожиданье
мироздания из слов
***
жизнь ниже земли –
это жизнь вне или под?
кому и куда кричать –
внемли!?
и вообще – зачем
открывать рот?
смотреться всё в то же
мутно-заспанное
стекло
внимать его ли
нудным советам
или как О.Бендер
выучить другие ответы
и ударить пробегом
авто-ручек по бездорожью
судьбы или рока
и нынешним летом
же исходя дрожью
мышц подъязычных
объявить Нью-Васюки
меккой столичной
для продвижения
в массы и в ниши рынка
желтого чтива, а мзду
пусть в корзинках
приносят молодые
босые селянки,
именно вот эту еду –
землянику с июльских
розовощеких полянок
***
синей дымкой день ложится
на тенистые леса
напевая, молодица
цвет вплетает в волоса
загорелыми руками
из ромашек вьёт венок
нежно пухлыми губами
прикусив один листок
пасторальные картинки
шиты шёлком на холсте
холодок февральской льдинки
отрезвляет – те, не те?
сладость ягоды средь лета
слишком приторна порой
и счастливая примета –
осень просится домой
***
расставлять фигуры на досках
на одной – только белые
в пушистых шубах
на другой – только чёрные
гладкие,
с откушенными головами
Бегемоту – полную миску
кильки в томате
себе – чистого спирту
и на всякий случай
нашатыря на вате
к барьеру, маэстро!
первый, неразмятый звук
невидимого оркестра
и приближение рук
туда, где так надрывно
плачет и плачет чужое сердце
стрелка вздрагивает
в такт всхлипываниям
и нежно притягивает
к себе вторую сестрицу
и вопреки или благодаря
цветут липы для вы и для я
и Нострадамус внимающий
кабельному ораклу
ровно в двенадцать
хрустит фольгой
разворачивая шоколадку
покачивая весело
левой ногой
болея за белых и безголовых
и всё это по договоренности
с ухмыляющейся судьбой
по непонятному никому
кудряво-безумному распорядку
***
нежность вечера как птица
над задумчивой судьбой
в решете воде не спится
льется-льется и простой
детской сказкой сон летает
в подземелиях твоих
незаметно льдинки тают
от дыхания двоих
незаметно и неслышно
боль уходит как вода
что ж, пусть время
наше вышло
но ушла и прочь беда
напридуманных героев
тают тени на стене
сон чудовищ успокоит
Бегемот бдит на окне…
Если корчится тело
от боли,
даже то, чего нету,
болит,
только женщина боль ту
умолит,
только женщина боль
утолит.
Если мир на кого-то
ополчен,
чёрной смертью на плахе
грозит,
только женщина скорбно
и молча,
даже Каина, молча
простит.
Пусть никто в воскресенье
не верит,
погребённых, однажды
не ждут,
открывают им женщины
двери,
с того света к порогу
зовут.
И тогда совершается
чудо -
из убитых, забытых
времён
возвращаются из
ни откуда -
кто навеки любим,
кто влюблён.